Она все еще смотрела на меня с удивленным любопытством, словно я сказала, что хочу научиться играть на аккордеоне или заняться танцами с мячами пой.
– Да, ты права. Ну, тогда, может, цветы. Интересно, можно ли в это время года найти подсолнухи?
– Подсолнухи?
– Да, а что? Это самые веселые цветы в мире.
Рози молча смотрела на меня со странным выражением лица. Потом осторожно сказала:
– Можно задам странный вопрос?
Я кивнула, и она продолжила:
– Почему это тебя так волнует?
Звучало и правда странно. Я не знала, что ответить.
– Ну а тебя почему не волнует?
– Волнует. То есть, конечно, я переживаю за Сьюзан. Но я могу подождать до школы и поговорить с ней потом. Не думаю, что мне или тебе нужно из кожи вон лезть, чтобы ей помочь. Особенно тебе: вы и познакомились-то через меня. Мы не так долго с ней дружим. Не понимаю, почему ты не можешь подождать.
Потому что у Сьюзан больше никого нет. Потому что раньше у меня не было необходимости лезть из кожи вон ради подруги. Потому что ей явно нужны друзья, которые будут на это готовы. Потому что никто не должен грустить в одиночестве в свой день рождения, даже если им кажется, что так будет лучше. Потому что – и я не знаю, почему была так в этом уверена, – потому что она сделала бы для меня то же самое.
– Я думаю, это будет мило с нашей стороны, – сказала я.
– Но мило – это не всегда правильно.
От этих слов у меня чуть пар из ушей не пошел.
А должно бы.
У меня не получилось убедить Рози пойти со мной, но она все равно помогла мне найти цветочный магазин, где продавали подсолнухи в горшках – и они даже не выглядели полудохлыми. Когда я принесла их домой, мама полила цветы и поставила их на столешницу в кухне.
– Рози думает, что это странно, – сказала я, разглядывая желтые лепестки, вызывающе яркие на фоне кремовой кухонной плитки.
– Отнести Сьюзан цветы? – спросила мама.
Я кивнула.