Грида улыбается в отражении. В ее косе лента синего цвета — уйримка уже вышла из детородного возраста.
— У нас говорят, что сердце подобно океану. Только утонув, познаешь всю его глубину.
— Хорошо у вас говорят.
Женщина снова улыбается.
— Хар’мунра. Так называется эта прическа. Запомнила?
— Хар’мунра. Запомнила.
— Отлично. А теперь давай разберем ее написание…
4-4
— Шин’камрин… шин’камрун… шин’камран…
— Шин’камраан. Последний слог долгий.
Я вздрагиваю.
— А… Спасибо.
Раш’ар молча кивает и возвращает взгляд к своему планшету. Когда он вообще вернулся?.. Я нарезала овощи к ужину и параллельно повторяла глагольные формы, так что в принципе неудивительно, что не расслышала хлопок входной двери…
Мара еще нет, и эхо прежней неловкости и напряжения отнимает проворность рук. Раш ведет себя смирно, практически беззвучно… он просто есть рядом, как тень прежнего своего присутствия, громкого и раздражающего… как оказалось, я даже немного привыкла к этому раздражению, а иначе с чего бы мне так пусто и так… стыдно?..
Это не моя вина. Это не моя вина, что он ощутил во мне Шер-аланах, не моя вина, что его вены чернеют каждый раз, когда он меня видит, это не моя вина…
Пиликает дверь; на этот раз я не упускаю звук, поспешно иду на него встречать Мара, и по лицу его сразу понимаю: что-то случилось, что-то нехорошее — потому что оно совсем ничего не выражает.
— Мар?..
Он тяжело вздыхает, колет глаза усталая улыбка.
— Не волнуйся. Сейчас расскажу.
—..Ладно.