Парень снова принес корзинку фруктов — у его семьи плодовая ферма, и он регулярно заходит, обычно днем, чтобы не попасться на глаза турам. В любой другой ситуации я бы решила — клинья подбивает, но с этой расой все признаки на лицо и на лице, не спрячешь, не скроешь. Вены его не чернеют, сам он не бьет себя в грудь ярганом за право стать моим супругом… так что если я и интересна ему, то только как иноземка.
— Вот… возьми…те, пожалуйста, — бормочет он, пристально изучая что-то над дверным проемом. — Сегодня утром собрал… все спелое…
— Спасибо… и не в тягость тебе по такой жаре?.. Хочешь зайти отдохнуть?
Темнее некуда казалось, но он потемнел еще сильнее.
— Нет, что вы… как я могу… простите… я пойду…
— Может хоть воды тебе…
Бормоча какую-то несуразицу, так и не взглянув мне в глаза, Вереш пятится с крыльца, чуть не падает и стремительно, почти бегом уносится прочь. Я остаюсь в дверях с корзинкой… ничего непонятно. Ладно, у Раша вечером спрошу… больше ведь не у кого…
— Еще раз.
— Он пришел, принес фрукты. Я предложила зайти отдохнуть от жары. Все. Ну и еще воды вынести.
— И одета ты была… так же?
— Ну да. Что не так-то?
Раш’ар тяжело вздыхает, вспоминает не свою мать и устало прикрывает глаза.
— Все не так. То, что на тебе надето… по улице так не ходят. Это скорее… очень для дома. Для близких. Понимаешь?
— И?
— Ты в зеркало смотрелась?
— Нет, а что… а… ааа… черт возьми… — я краснею, руки взлетают к груди сами собой. Твою же ж мать… — Сейчас… схожу переоденусь…
Раш улыбается, тень прежнего нахальства освещает лицо.
— Ну при мне-то можно.
— Обойдешься.
— Что я там не видел…