— Что, воркуете?
На шее и плече — пудовая тяжесть. На лицо Мара больно смотреть.
— Ну что ты так корчишься, мы же теперь одна семья. Или ты не слушал?
— Убери руку.
— А что ты мне сделаешь?
— Сломаю.
— Очень страшно.
— А ну прекратите. Раш’ар, убери руку. Серьезно.
Тур наклоняется ко мне — лицо его близко-близко, я невольно отстраняюсь и вжимаюсь в его конечность еще сильнее. Горячо… жжется, жжется-то как!..
— А если я не хочу? — шепчет он, его черные глаза словно еще темнее становятся, краснота в них утонула в этой темноте, а темнота эта живая, безумная, жадная…
Краем глаза я вижу смазанное движение — и тяжесть мгновенно исчезает. Глухой и жуткий хруст — Раш’ар ругается и отскакивает, его запястье неестественно вывернуто. Я в немом изумленном ужасе оглядываюсь на Мара — он что… правда сломал ему руку?..
— Ублюдок ты… — Раш как будто смеется, но глаза его полыхают непримиримо и яростно. — Ладно, я припомню…
— Попробуй.
— Не сомневайся. Я тоже сделаю подарок своей молодой
Клокочет в груди у Мара, я перехватываю его за локоть и, мучительно краснея, бормочу:
— Пойдем… пойдем, ну… он же просто провоцирует…
Раш’ар скалится, злая улыбка искажает его лицо, делая похожим на маску.
— Иди-иди… Я приду. Завтра утром.