Макс думал, что знает людей, которые меняли после войны фамилию и бежали на край столпа, чтобы спрятаться там за безликими тряпками. Макс думал, что знает: все они предатели, всем им есть, в чём себя винить, все они должны сгнить в глуши, в нищете и позоре.
Теперь Макс подумал, что и сам делает почти то же самое. И его Ромашка…
— За что наказываешь себя ты?
Он бездумно провёл рукой по покрывалу, и тень Маргареты растаяла, как и не было. Осталась только вмятина от ладони и пыль, кружащаяся в свете.
Макс спрашивал несколько раз, прямо и исподволь. Но она отвечала уклончиво, отвлекала его поцелуями и прочими вредностями, заговаривала зубы. Маргарета выглядела человеком, отчаянно не желающим вспоминать о давней ошибке, — запутавшимся, безразличным и потерянным.
Маргарета заперла себя на старой, никому не нужной станции, как в тюрьме. Она прятала глаза и превращалась при всех гостях в привидение. Она считала, будто он, Макс, чего-то достоин, — уж в отличие от неё, конечно.
Для Макса не стояло вопроса, хочет ли он быть с ней. Маргарета была его девчонка, и Макс обещал ей вернуться.
А себе обещал — разобраться. Было бы кому врать: конечно, он простит её, что бы там ни случилось на самом деле. Макс ведь и сам — вовсе не господен лик, не правда ли? Ему ли притворяться, будто люди бывают только хорошие и плохие?
Она держала его за руку, когда Макс мог видеть лишь черноту и мох. Она помогла ему, хотя сама вряд ли знала, чем именно; Макс тоже не знал. Но чтобы перешагнуть, нужно понять сперва, что перешагивать. И даже если Маргарета хочет играть в молчанку, Макс…
Макс уже достаточно молчал.
— Да, — сказал Макс, вымученно улыбнувшись. — Да, это я.
Он старался смотреть поверх газеты, в которой снова напечатали его лицо. Он уже не стремился даже понять, в чём был повод, просто стоял перед светлым полотном и улыбался, а потом обходил газетные ларьки дальней дорогой.
— Извините. Я могу?..
Женщина смешалась, смутилась. Ей было всего-то около тридцати, но выглядела она куда хуже. Тяготы прошедших лет отметились в ней щербатым ртом, которого улыбчивая толстушка отчаянно стеснялась, дряблыми «ушами» над локтями и оплывшим, обрюзгшим лицом. Носогубные складки на уставшем лице казались вырытыми трактором.
Женщину звали Ромола Ферри, она жила в Лонго и в одиночку растила сына. Макс привёз ей цветов, а в булочной взял крендель с маком. Воспользовался её растерянностью — лицо из газеты! в её бедной кухне! — обосновался на узком табурете рядом с плитой, попросил воды, извинился за вторжение и сказал каких-то красивых слов.
А потом вытолкнул из себя:
— Маргарета Бевилаква. Вы были знакомы, и я хочу… я хочу знать, как она умерла.
Кажется, она удивилась. Они все удивлялись: дом Ромолы Ферри была шестым адресом, который Макс посетил за эту неделю. Ему пришлось выдержать долгий и не очень-то приятный разговор с руководством, подкупить архивистку конфетами и очаровательной улыбкой и отдать немалые деньги за билеты на поезд и даже один полёт на драконе. Раньше он слетал бы на виверне, но теперь… теперь смотреть на облака всё больше приходилось снизу вверх.
Их было не так легко найти — людей, которые были в Монта-Чентанни в тот злосчастный день, когда его сравняли с землёй, и которых можно было при этом отыскать.
ebooksa