Погода нелётная

22
18
20
22
24
26
28
30

Что сказать, Маргарета не знала. За этот год она привыкла быть невидимой и лишней, а ещё всё общение с миром вкладывать в четыре скупых телеграфных сообщения о погоде и пяток реплик по субботам, на поселковой ярмарке. Молочница при этом трещала без умолку, но ответ ей не требовался.

Вчерашний диалог со склочной женщиной выбрал весь лимит слов за несколько месяцев, и, может быть, из-за этого Маргарета только сегодня осознала эту беседу как неприятную.

Так ничего и не решив, она просто сгрудила рюкзак под навесом, потянула завязки горловины и вытащила лекарства — склянки она бережно обмотала в прокипячённые портянки. Макс кивнул ей на седло, и Маргарета положила всё в кожаное нутро. Следом был комплект посуды, довольно приличный нож, банка вяленых помидоров, сетка молодого цветного перца, одеяло…

— Чаю хоть выпей, — с усмешкой сказал Макс, когда она закончила и замялась.

Наверное, стоило отказаться.

Но дождь накрапывал противный и холодный, в вышине он бил в лицо и затёк за шиворот, а виверн уже всё равно вернулся на свой насест: Маргарета опасалась, что ветер усилится, и планировала идти обратно пешком. И там, на станции, её ждали только темнота и тишина, тухловатый запах сырости, те же самые консервы, ранний вечер и серое-серое небо, по которому сегодня не полетит драконов.

Макс похлопал ладонью по бревну. Маргарета села и установилась взглядом в огонь.

После войны было бы естественно бояться огня. Но — и это сложно было объяснить тем, кто не видел вблизи, — этот, рыжий и весёлый огонь был совсем не такой, как зелёное чужацкое пламя. Кажется, костерку даже стыдно было за своего злобного родственника, как будто он предал их общее доброе имя.

Неоконченный разговор висел в воздухе и уходил в небо вместе с дымом.

— Приказ, — устало сказала Маргарета. — Я нарушила приказ. Это был… плохой приказ.

Она знала, что это звучит глупо. Ей уже объясняли: все предатели во все времена нарушают исключительно «плохие» приказы.

Макс встал и отошёл к седлу, и она вяло подумала: сейчас он её пристрелит, сказав перед этим что-нибудь такое, очень героическое. Только несколько ударов сердца спустя, когда на плечи упало одеяло, сообразила: если бы у него было при себе оружие, оно было бы в кобуре, но никак не в седельном коробе. А, значит, стрелять ему было не из чего.

— Ты вся мокрая, — недовольно пояснил Макс. — Почему не носишь нормальный комбез?

Она безразлично пожала плечами. Макс шуршал бумагой и засыпал в миску с закипающей водой какие-то сушёные травки, а сверху раскрошил крупку малинового киселя.

— Для запаха, — сказал он в ответ на удивлённый взгляд. И так же ровно, без перехода, спросил: — Суд был?

— Нет. Нет, ничего… ничего не было.

— Занесение в дело? Приказы?

— Нет, мне кажется.

Макс нахмурился. Поболтал в воде ложкой, натянул рукав комбинезона на ладонь и так, через ткань, снял миску с огня, подул, отхлебнул через край.

Довольно прижмурил глаза. И всё-таки признал нехотя: