И все мои девять хвостов И все мои девять хвостов

22
18
20
22
24
26
28
30

Саше стало жаль веселого, безбашенного, ленивого, избалованного, но явно любимого родными мальчишку. Он с рождения знал, кто он, но тоже страдал. Тоже какой-то бракованный. Как она.

Ши прислушался к себе, поводил головой, как настоящий лис. Тряхнул челкой.

– Нет, сейчас не болит. – Еще раз прислушался. И расхохотался. – Совсем не болит! Ну да, я же пьян, я всегда так снимаю боль! Или… – Он подозрительно посмотрел на Сашу. – Или это ты, сестренка? Ты меня лечишь? Ну-ка, покажи свое настоящее лицо!

Он порывисто обнял девушку и поцеловал. Молния отбросила их друг от друга. Первый в жизни Саши лисий поцелуй показал: рыжий лис лизнул ее в нос; она рыжая девятихвостая лиса; одинаковые полюса магнитов отталкиваются. И сквозь стены лисы не проходят.

Саша потерла ушибленное плечо и разозлилась. Ее поцеловал красивый китайский парень. Богатый китайский парень. И это был только эксперимент с его стороны! Она никчемная андрогинная дурнушка? Нет уж! Она еще всем тут покажет!

– А я умею кидаться предметами, не прикасаясь к ним. Ты почувствовал?

Ши Алекс уже выбрался из угла за кроватью, куда его отбросило, и поднимал опрокинувшееся кресло. Он моментально пришел в себя и с нетактичным любопытством спросил:

– У тебя ничего не болит потом?

– Сейчас уже не болит, – ответила Саша.

Ни красного тумана, ни боли в спине она не ощущала. Девять ее лисьих хвостов быстро и ловко втянулись и спрятались.

– Извини, тебе, братец, пора. Уже поздно, неприлично и все такое. Нам завтра на практику.

Ши поклонился, как в фильмах про кунг-фу, и вышел, мечтательно улыбаясь. Его душа пела. Насвистывая, он вышел и отправился еще подкрепиться.

Саша, не раздеваясь, завалилась на кровать и стала ждать, когда в голове проявятся новые знания. Голова гудела, знания задерживались. Пока ждала – отрубилась.

Доконали ее чужой сон и мокрая поутру подушка. Саша была уверена, что видела чей-то чужой сон.

Глава 2

Почему Ларин выглядел хорошо, хотя его чуть не съели, а Васильева – напротив, не сияла солнышком, Саша не знала. Зато в ее голове накопилось достаточно наблюдений, что не только они с Лизкой выглядят усталыми с утра. Официантка клевала носом и засыпала на ходу. Девушка на ресепшен не одаривала улыбкой, а вяло пялилась в телевизор. Горничная толкала свою тележку по коридору, словно в киселе плыла.

Саша подумала было, что это ее лисье зрение опять выделывает фокусы со скоростью, но пар над кашей вился самым обычным образом, птицы в воздухе не зависали, а женщины без возраста, усевшиеся в тени на лавочке, чистили лук и вытирали руки об аляповатые штаны совершенно обычным манером. Их хорошо было видно из окна ресторана при гостинице. Были ли они какими-то особенно уставшими с утра, трудно было определить: их задубело-желтые от солнца и возраста плоские лица, широконосые, простые, под мелкими кудрями «химии», выглядели непроницаемой маской. Бабушки руками чистили лук, отрывая подсохшие перья и шелуху с землей от молоденькой светлой плоти головок, сбрасывали очистки в пакет у ног, чистый лук – в другой пакет. «На обед или на продажу», – подумала Саша.

Женщина помоложе, в широких шортах и футболке, с гулькой на голове, поставила пухлую ногу на бордюр, словно претендуя на европейскую манеру держаться, и громко выговаривала что-то катающейся тут же на трехколесном велосипеде малышке, тоже в шортах и яркой футболке. Стриженная, как все китайские дети, под гладкое каре до мочек[73], та не обращала внимания ни на окрики матери, ни на ворчание луковых бабушек и нарезала круги все дальше и дальше. Машин, кстати, на дороге этого сонного городка тоже практически не было. Но это не мешало луковым бабушкам поучать невестку. Саша была уверена, что там именно такая семейная иерархия.

И также она была уверена, что там сейчас начнется драка. Вот невестка уже уперла руки в пухлые бока, поглядывая на бабулек. Вот одна из них говорит что-то другой, хихикает. Вот девушка краснеет и отвечает совсем не почтительно. Вот вторая бабуля отвечает что-то первой, и та, не меняя выражения лица, запускает в товарку луковой шелухой. Пострадавшая с резвостью школьницы вцепляется в химические кудри сватьи. Девица в шортах разнять бабушек не пытается, а пускает в ход пинки. Женская драка одновременно мерзкая и комичная. Как и положено, тут же возникает кучка зрителей, тоже женщин, часть которых верещит, другие снимают на телефон, третьи наблюдают, скрестив руки на груди. А две благостные бабули и молодая мать выясняют отношения, таская друг друга за волосы, царапаясь и пинаясь. И никто не пытается призвать их к порядку, никто не пробует разнять дерущихся прямо на центральной улице.

Дикая сцена казалась Саше еще более дикой, потому что она видела: над толпой женщин, в воздухе над их головами, сгущается темное хвостатое пятно наподобие запятой. Хвост запятой закручивался вокруг толпы, а тело ее все разрасталось, темнело, набухало по мере того, как подходили новые зеваки. Подходили и не шли мимо, а вливались в темную круговерть, и Саша подумала, что те трое друг друга поубивают и надо бы что-то сделать, но силы нашлись только для того, чтобы дотянуться до чашки с чаем и сделать – глоток.