Прошло уже три дня, а мы так и не узнали, кто станет новой Просветлённой, и это вызывает у нас беспокойство.
Некоторые нечестивицы продлили время своих жертвоприношений. Слышатся звуки самобичевания, кровавого искупления, удары хлыста по коже, которым они себя подвергают в надежде увеличить шансы стать Просветлённой.
Мы с Лусией собирались снова встретиться в дупле, но не могли туда пойти, пока тело Лурдес висит на дереве. Не могли же мы бросить её там. Дождь прекратился, но капли воды ещё падали с её белой ночной рубашки. Мы не хотели оставлять её там висящей, даже если бы Сестра-Настоятельница решила, что Лурдес должна ещё много дней служить напоминанием и угрозой наказания.
Сперва я сняла вуаль, а потом залезла на дерево, подвергая себя опасности. Я добралась до сука и развязала верёвку. Даже зная, что нас могут сжечь заживо, всё равно я это сделала. И тело Лурдес упало на мокрую траву почти бесшумно, как бесплотное.
Лусия опустилась на колени и поддерживала шею Лурдес левой рукой, а ноги правой. Она баюкала её. Обе были такими белыми, что казались живой скульптурой. На лице Лурдес не отражалось боли. И Лусия смотрела на него так, будто Лурдес спит, хотя её глаза были открыты.
Я набросила вуаль, и мы углубились в лес. Вдвоём осторожно, торжественно и печально несли тело. Небо было звёздным. Мне вспомнилось, как моя мать говорила, что великое отключение электричества привело к всемирному коллапсу, худшему, чем землетрясение или извержение вулкана. Но единственный положительный момент, сказала мама, состоит в том, что в городах можно снова видеть звёзды.
Палками, руками и камнями мы за несколько часов выкопали могилу. Лусия не стала высказываться по поводу моей ответственности и вины, поэтому, когда мы закончили работу, я поцеловала её, и она поняла, что это благодарность за её молчание. Прежде чем опустить тело Лурдес в могилу, я достала Священный Кристалл, который украла у Ясновидицы, и очень осторожно надела ей на шею, словно она могла его почувствовать. Перед тем как укрыть тело землёй, я позволила её открытым глазам взглянуть на звёзды. Мы не произнесли ни слова, не помолились, а просто молчали, созерцая небо над Лурдес. Затем я закрыла ей глаза.
Мы побрели в ночи к ручью безумия, чтобы помыться: грязь была на наших лицах, под ногтями, в волосах. Хотя было холодно, Лусия разделась и постирала свою тунику; я сделала то же самое. Мы стояли обнажённые в безумной воде. Обнявшись, как слабоумные. Целуясь безрассудно. Обмениваясь бездумными ласками. Мы были вместе в неукротимой воде.
В прохладной воде под луной мы шептали друг другу наши подлинные имена.
А заметив, что звёзды постепенно гаснут, мы накинули вуали, надели мокрые туники и побежали в свои кельи. Но сначала Лусия сказала мне, что хочет спасти Марию де лас Соледадес. Я объяснила ей, что это опасно, а она в ответ: «Мы дождёмся, когда уберут охрану, и тогда войдём в Башню Безмолвия». И добавила, что не хочет, чтобы её выбрали Просветлённой, поскольку это означало бы, что мы больше никогда не увидимся, и потому что она не хочет, чтобы Он прикасался к ней. Я обняла её, как бы защищая.
Мы не позавтракали, потому что в качестве жертвы вызвались работать с растениями в огороде вместе с одной Ясновидицей. Лусии все улыбались, а меня не замечали. Мы выбрали такую жертву, потому что наши туники всё еще были влажными и нам хотелось поскорее высушить их на солнце. Стояла жара.
Заметив, что овощи набрали силу и их цвет стал почти ярко-зелёным, мы лишь удивлённо переглянулись, промолчав.
А позже узнали, что за завтраком Сестра-Настоятельница проверяла руки у нечестивиц, искала грязь под ногтями, потому что хотела выяснить, кто же похоронил Лурдес, кто бросил ей вызов, сняв тело с дерева.
Когда Сестра-Настоятельница в сопровождении приспешниц Лурдес явилась в огород, наши туники уже высохли, а руки были чистыми, потому что в земле мы не копались и лишь удаляли больные листья растений. Мы опустили головы, как подобает в её присутствии, и она долго вглядывалась в нас. Особенно пристально Сестра-Настоятельница смотрела на Лусию, когда одна из приспешниц что-то сказала ей на ухо. Они хотели отомстить, и Лусии предстояло заплатить за всё. Сестра-Настоятельница промолчала, однако взглянула на Лусию как-то иначе, чем прежде. В её глазах горел тёмный свет, опасное прозрение, грозное откровение.
Сестра-Настоятельница хотела что-то произнести, но не успела, так как все мы услышали жужжание. Появилась пчела. Впервые за долгое время. В лесу обитали осы, но эта пчела вновь заставила меня задуматься, не начинается ли возрождение мира за пределами Обители Священного Братства.
До сих пор так и не объявили, кого же выбрали в Просветлённые.
Слухи вокруг Лусии утихли и постепенно прекратились. Нечестивицы были заняты самобичеванием и жертвоприношениями, чтобы увеличить свои шансы стать следующей Просветлённой. Некоторые даже решили усердно вылизать полы языком. Мы видели их согнувшимися, с высунутыми языками, почерневшими, израненными и больными от грязи, которую они глотают. Но они продолжают лизать полы, потому что жертва должна быть абсолютной.
А другие постятся, стоя на коленях в коридорах или в саду, пока не упадут в голодный обморок.
Нам пришлось выждать три дня, прежде чем мы отправились спасать Марию де лас Соледадес. Сестра-Настоятельница обвинила одну из приспешниц Лурдес в том, что это якобы она похоронила тело. Сестра-Настоятельница заставила её снять тунику и лечь на битое стекло в белой ночной рубашке. Не такое уж страшное наказание. Неужели ярость Сестры-Настоятельницы поутихла или она просто устала пытать Каталину и Элиду? Она швырнула синюю чашку, красивую, ручной работы, единственную, которой наверняка прежде пользовались монахи. Чашка разбилась вдребезги. Следом она разбила и другие, тоже красивые. И та нечестивица несколько часов пролежала на осколках синего стекла, но не плакала, потому что принесла своё наказание в жертву. Стремление стать Просветлённой было заметно в каждом её жесте.
Я пишу эти строки чернилами цвета охры в ожидании встречи с Лусией: сегодня вечером мы собираемся спасти Марию де лас Соледадес. Сестра-Настоятельница решила оставить её умирать в Башне Безмолвия. Думаю, мы сможем спрятать Марию, пока она не восстановит силы, хотя неизвестно, что мы сможем сделать потом. Но сначала надо её спасти.