— Человеческой, — пожимаю плечами. — Вам получше?
— В целом? — спрашивает сварливо. — Или по частям? — опять тихо стонет, раздражённо трёт виски.
— Раз способны огрызаться, значит, уже лучше, — киваю и направляюсь к выходу.
— Операция! У меня же сегодня плановая… — этот идиот резко встаёт и тут же, покачнувшись, теряет равновесие. Я подскакиваю ближе, поддерживая его за талию и подставляя плечо.
Добрынин смотрит на меня сверху вниз и обречённо зажмуривается.
— Вы… вчера помогли мне перебраться на диван, — утверждает, не спрашивает.
Что, стыдно смотреть в глаза? Так тебе и надо!
— Что ещё вспомнили? — спрашиваю, помогая ему сесть обратно.
— Больше ничего.
И слава богу!
— Не переживайте, плановая операция Шевренкова перенесена, у него проявилась аллергическая реакция неясной этиологии.
— Откуда?
— Оттуда, — фыркаю и всё-таки иду на выход.
— Анна Николаевна… — догоняет меня голос в дверях.
Оборачиваюсь к начальству.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — отвечаю спокойно, но тут же кое-что вспоминаю и, поколебавшись, решаю спросить: — Никита Сергеевич, у кого вчера был день рождения?
На мгновение замечаю в глазах мужчины всплеск самой настоящей паники.
— Почему вы спрашиваете? — он отводит взгляд, но я вижу, как закостенели в напряжении его плечи, и решаю сдать назад. В конце концов, это не моё дело.
— Вы говорили о дне рождения кого-то из сотрудников, наверное, я неправильно поняла, — вру, не моргнув и глазом, — не переживайте.