— Смысл мне вам врать?
— Не знаю… — говорит тихо и опять склоняется к моей шее.
— Вы что делаете? — чуть не вскрикиваю от неожиданности, когда чувствую мягкое прикосновение.
— Тш-ш, тихо, пожалуйста, Анна Николаевна, — звучит хрипло, но спокойно.
— Никита Сергеевич, вы меня ни с кем не попутали? — язвлю дрожащим голосом, потому что он уже поглаживает мою талию в том месте, где она начинает переходить в… хм… выпуклости! А носом и губами зарывается в волосы за ухом, и такое простое движение простреливает меня от затылка к копчику, в конце концов собираясь внизу живота, налившегося тяжестью.
Бедром я чувствую, как в меня упирается кое-что твёрдое, и это только подстёгивает собственное возбуждение. Чёрт подери, что я делаю?.. Что мы делаем?.. Надо бежать отсюда, подальше от…
— Никита Сергеевич… — начинаю, с трудом унимая дрожь, но тут мы оба замираем, потому что слышим приближающиеся к двери шаги.
— Ну и где он? — совсем близко раздаётся ворчливый голос Веры.
Я зажмуриваюсь. Если она сюда зайдёт… отделению будет что обсуждать ближайшие полгода.
— Вер, ты чего здесь забыла? — голос Марины, ещё одной медсестры.
— Никиту Сергеевича жду, он сказал к нему подойти!
— Враньё, — тихий выдох мне в ухо, от которого волоски на коже становятся дыбом.
Мы прижимаемся друг к другу так близко, что я могу чувствовать тяжёлое дыхание мужчины, как и он — моё.
Возбуждение постепенно, хоть и медленно, спадает — всё-таки я не эксгибиционистка, чтобы с нетерпением ждать, когда нас застукают. Да и вообще, это просто у меня давно никого не было! Задумываюсь, а когда вообще был мой последний раз? Параллельно пытаюсь отстраниться от Добрынина, чтобы хотя бы не чувствовать бугор в его брюках, который меня… ну, не то чтобы смущает, но не даёт нормально думать. Похоже, он тоже не помнит, когда у него был последний раз, иначе бы не заводился так легко.
Вера, судя по всему, продолжает прохаживаться по коридору, шаги то удаляются, то приближаются.
— Она неплохая медсестра, да и вообще хорошая девочка, — говорю, просто чтобы отвлечься и что-то сказать.
— Дура дурой, — цедит Добрынин, и я с трудом сдерживаю смешок.
— Да, согласна, дура дурой, но очень хорошая и симпатичная. Из таких получаются прекрасные жёны — она будет смотреть вам в рот, воспитывать ваших детей и обслуживать вас по первому разряду.
— Меня? — зав, сдвинув брови, шепчет что-то непечатное.
— Может и вас, если захотите, — пожимаю плечами, перенося вес с одной ноги на другую — чем дальше, тем больше усиливается неудобство.