Сквозь топь и туман

22
18
20
22
24
26
28
30

Мавна передёрнула плечами. Что тут рассказывать? Так всё и было, нигде не соврала. Как тут привязаться за несколько встреч, во время которых Варде рассказал всего чуть, а уж сколько бед принёс.

– Упырь дал шкурку… сам. Занятно. А, – Сенница снова обернулась на Мавну, – с братом твоим что?

– В болоте сгинул, – прошептала Мавна, и от своих слов ей стало холодно. Так непривычно рассказывать это кому-то – да ещё и такими жестокими, тяжёлыми словами! Дома-то последняя коза во дворе знала, что случилось с Раско, и ни разу не приходилось говорить это вслух. – Маленький был. Год уж прошёл.

Сенница причмокнула губами:

– Во дела. А упырь твой был на человека похож?

Подняв на Сенницу глаза, Мавна медленно кивнула:

– Очень похож. Не отличить.

Сенница ткнула шкурку длинным ногтем, и Мавна сама сморщилась, как от боли – что, если старуха как-то навредит? Как тогда быть?

– Это занятно. Хорошо, что ты пришла. – Сенница протянула Мавне ладонь с лягушачьей шкуркой, и Мавна неверяще схватила её – слишком быстро, чтобы показаться достаточно вежливой, но вдруг иначе чародейка передумала бы? – Теперь приведи мне Смородника. А сама иди в ратницу. Иди, иди.

Сенница встала, взяла Мавну за локоть и мягко подтолкнула к выходу. Солнце мигнуло, скрывшись за облаком, и вновь заглянуло через окно. Комнату облило прозрачным золотом.

Глава 12

Расплата и прощение

– Да неужто с бортника больше нечего было взять? – бурчал Лыко, перебирая в мешке восковые свечи, от которых пахло мёдом не хуже, чем от небольшого свежезапечатанного бочонка.

– Погоди ещё. Не всё сразу. – Боярышник хлопнул его по плечу и кивнул Илару, сплюнув остатки прожёванных сот. – Ну, что притих, парень?

Илар держался в паре шагов от чародеев. Они только что покинули дом Гренея – вошли туда хозяевами, прошерстили всё от пола до потолка, сунули нос во все сундуки и ящики, даже под скамьи не побрезговали заглянуть. Что-то брали сразу, иное примечали на будущее. Греней был дома один с женой, Касек ушёл в лес проверять ульи, и Илар понимал, что чародеи не просто так выбрали именно этот день для обхода Гренеевого дома. Всяко проще совладать со стариком, чем с молодым сильным парнем.

Вместо ответа Илар мотнул головой и взъерошил волосы пятернёй. Ему не хотелось ни с кем говорить. Особенно с чародеями.

В горле стоял горький до тошноты ком. Во время обхода Греней с женой смирно сидели за столом – даже предложили чародеям чаю, но те отказались. Боярышник стоял, прислонившись спиной к стене и постукивая пальцем по подбородку: смотрел по-ястребиному, как его люди справляются. Лыко же словно взбесился, а может, всегда таким был, но сдерживался на людях. Сновал по избе диким зверем, едва ли не рыча, рылся в сундуках, сметал вещи с полок, заглядывал во все кувшины и кружки, будто думал, что там спрятали золото. Илару тошно было смотреть на него, да и присутствовать при обходе тоже. Он пытался безмолвно показать Гренею, что не рад в таком участвовать, но скоро смирился и бросил попытки. Всё равно бортник не смотрел на него – наверное, тоже было стыдно, а все ужимки и многозначительные взгляды стали казаться Илару глупыми и бестолковыми. Лучше он потом объяснится, наедине.

Сип перебирал добро тонкими пальцами, внимательно рассматривал и складывал подходящее в мешок, попутно записывая всё на куске толстого пергамента, а Соболь, четвёртый чародей из оставшихся в деревне, стоял прямо за спиной Гренея, на всякий случай положив руку на ножны.

Илар несколько раз порывался выйти. От мельтешения Лыка у него кружилась голова, изба казалась тесной, душной и жаркой, и места будто бы не хватало, но у дверей его возвращал Боярышник и мягко направлял обратно в комнату.

Теперь, на воздухе, ему стало чуть легче, но в груди всё равно противно тянуло и скручивалось, будто затягивали шершавый верёвочный узел.