– Липа! – Перед ней возникло обеспокоенное лицо мамы. Под ее заплаканными глазами собрались тени, стянутые в пучок волосы сбились на бок и пушились, а на щеке отпечатком краснел вязаный узор кофты. Мама аккуратно присела на край кровати. – Липушка моя! Слава богу!
– Не пугай больше так! – Аня, вставшая рядом с мамой, укоризненно покачала головой. – Мы тут чуть не поседели.
Они начали засыпать вопросами о самочувствии, но Липа не могла сосредоточиться, все ждала, что рядом с ними возникнет и третий силуэт – высокий, широкоплечий, с упрямым взглядом серо-зеленых глаз…
– Лип? – Мама осторожно поглаживала ее ладонь. – Скажи хоть что-нибудь.
– А… а где… Виктор?
Аня и мама недоуменно переглянулись.
– Николай? – переспросила сестра. – Ники?
– Ники? – Липа нахмурилась.
Воспоминания складывались в какую-то мешанину образов, обрывочных картинок и чьих-то голосов. Они обволакивали, постепенно утягивая в забытье. На границе сна и яви она услышала тихие мамины слова:
– Анюта, не стоит ей пока говорить. Пусть отдыхает и набирается сил… Спи, детка, спи, родная.
Это только в кино показывают длинные лужайки с аккуратно подстриженной зеленой травой и стройными рядами серого мрамора; людей, разодетых в одинаковые черные плащи и скорбно прикрывающих головы одинаковыми черными зонтами. На деле же во все стороны тянулись разномастные кресты, простые деревянные и ажурные кованые. Прямоугольники стальных надгробий и каменные скульптуры хаотично выстреливали в небо то тут, то там.
Липа сжала в ладони горсть земли, кинула в яму и поспешила отойти. Опираясь на костыли, она доковыляла до машины и присела.
– Как нога? – обеспокоенно спросила мама. – Не стоило нам…
Липа бросила на нее хмурый взгляд, и мама тяжело вздохнула:
– Конечно, я понимаю. Мне так жаль, детка. Бесконечно жаль. Я знаю, что вы собирались…
По щекам мамы побежали слезы, но Липа, кажется, вообще разучилась плакать. Внутри зияла пустота, и с каждым днем она все больше разрасталась, поглощая чувства, превращая ее в каменного истукана.
Из толпы, окружавшей темнеющий в земле прямоугольник, раздались рыдания:
– Коленька! Ну как же ты так, Коля!
Липе не было видно, кто так неистово скорбит над гробом ее жениха, но было слышно, как голосящую девицу кто-то оттеснил в сторону, пытаясь утихомирить, привести в чувства.
– Тише, Лесь, не здесь. Тише!