— Нет.
— Мне. Нужно. Идти, — процедила она сквозь зубы, ее прежняя грусть внезапно сменилась негодованием.
Я тоже был зол и точно так же опьянен многочисленными порциями виски. Я отказывался позволять ей снова ускользнуть от меня.
— Нет, — прорычал я с непреклонной решимостью, подходя ближе, пока наши груди не соприкоснулись. — Ты не уйдешь. И ты не вернешься к нему. Никогда.
Джордан попыталась обойти меня, но я наступал ей на пятки. Крепко схватив за руку, я повернул ее лицом к себе.
— Ты знала, что он никогда не планировал заводить с тобой детей?
Слова слетели с моих губ прежде, чем я успел их остановить. Это было единственное, что я мог придумать, чтобы заставить ее остаться.
Она казалась озадаченной.
— Что?
— Генри сделал вазэктомию много лет назад, — без обиняков сообщил я, не в силах подавить усмешку.
Джордан было тридцать семь. Возможность естественно забеременеть для нее истекала, и мой отец тоже это знал. Генри никогда не говорил ей о процедуре, намеренно лишая того, чего она хотела больше всего на свете, — материнства.
— Нет. — Она пошатнулась, пытаясь оттолкнуть меня.
Моя хватка усилилась. Отпустить ее в первый раз было достаточно тяжело. Поцеловав ее, прикоснувшись к ней, я понял, что не смогу сделать это снова.
— Нет, — снова сказала она. Отрицание было единственным защитным механизмом, который у нее остался, чтобы объяснить потраченные впустую годы с Генри.
— Это правда, — прорычал я, заставляя правду столкнуться с ее волей.
В ходе нашей жаркой перепалки обнажилась суровая правда. Признание пробилось сквозь годы обмана, вонзившись в нее, как колючая проволока.
В ее глаза вернулось отчаяние, и я ненавидел себя за то, что вызвал его. Но обман Генри и ее желание стать матерью были единственным, чем я мог воспользоваться, чтобы заставить ее остаться со мной. И, возможно, чтобы гарантировать будущее с ней.
— Он обманул тебя, Джордан, — надавил я. — Он оттягивал время до того момента, когда ты уже не сможешь иметь детей
Глаза, наполненные яростными непролитыми слезами, уставились на меня, когда ее защита полностью рухнула. Ее решимость сбежать от меня поколебалась перед болезненной реальностью, и она перестала пытаться разжать мои пальцы.
Как только она проявила каплю согласия, я прижал ее спиной к ближайшей стене. Она была слишком расстроена, чтобы протестовать, когда я убрал волосы с ее плеч и поцеловал горло.