– Мне не только жаль, но еще очень неловко! – с жаром уверила я.
– Я на это рассчитывал.
Когда он вышел из спальни, я перевела дыхание и, поругивая воинственного звереныша, попыталась засунуть его обратно в корзину. Леймар выставил лапы, упершись в стенки и отказываясь забираться внутрь.
– Залез быстро! – рявкнула я.
Зверь прижал уши, обиженно хлопнул глазами и шустренько сложился на дне. Шарф был подвязан с таким усердием, словно от крепости банта на ручке зависело не только благополучие моей семейной жизни, но и всего королевства.
Приткнув корзинку в уголок, я свернула в изножье покрывало, притушила огни и нырнула под одеяло. В тишине тихо, как мышь под полом, скребся леймар.
Филипп появился спустя минут десять, благоуханный, причесанный и в черной пижаме, застегнутой вплоть до последней пуговички. Пуританский наряд, прямо сказать, плохо гармонировал с идеей, что супружеский долг красен платежом.
– Доброй ночи, Тереза, – окончательно внес Филипп ясность в волнительный вопрос о продолжении банкета.
Не то чтобы я о нем задумывалась, но муж появился – и вдруг в голову пришли разные глупости, отчего-то совсем не пугавшие, а сильно волнующие.
– И вам.
– Погаси свет.
Лампа погасла. Комната окунулась в глубокую темноту. Я затаила дыхание, когда под Филиппом прогнулся матрац. Муж лег и вдруг тихо пробормотал:
– Какого демона?
– Что там? – всполошилась я.
– Тереза, зажги свет!
Он держал одеяло и что-то рассматривал в полном обалдении. Огни постепенно разгорались, набирая яркость. Стало видно, что простыню с его стороны пятнали алые кляксы, подозрительно похожие на толченое фруктовое пюре.
– Это что такое? – Филипп принюхался к перепачканным пальцам, нахмурился и поднял подушку.
Под ней прятался схрон из кусочков яблок, брусочков груш и откровенно размазанной по наволочке (да и вообще везде) алой мякоти драконового фрукта. Леймар устроил на мужниной половине кровати тайник на голодное время!
– Боже мой, – цепенея, пробормотала я и зачем-то, не иначе как от обалдения, хотя ответ был очевиден, спросила: – Горничные не перестилали постель? Просто поправили покрывало?
Филипп уронил подушку, прикрывая безобразие, и очень медленно поднял голову. Он сузил глаза, видимо, вновь возвращаясь в то самое «чудное» состояние, когда аристократы начинали сыпать портовыми ругательствами, словно два года провели не на королевской службе, а в доках. Возможно, он злился только на горничных и леймара, но рядом-то была только супруга!