— Проверь дверь.
— Открыта!
Она тянет дверь на себя, а я поднимаю площадку. Потом беру поверженного ворога и подтаскиваю к двери. Тяжёлая туша, охренеть. Наташка помогает. Спускаю его ногами вниз, как будто он с горки катится, и сам спускаюсь следом, следя, чтобы он башку не разбил о ступени. Проявляю гуманизм.
Потом скатываю его с насыпи в высокую траву. Вот и тень. Пригодится, защитит от теплового удара. Мужик начинает стонать и открывает глаза. Думаю, беседы вести мы не будем, тем более, что поезд трогается.
— Егор! — кричит Наташка и я в два прыжка догоняю вагон.
Прихрамываю, но успеваю заскочить в вагон, вышвырнуть баул и закрыть дверь. И, словно дожидаясь этого, в тамбур выходит проводница.
— А это у нас кто тут, зайчишки? — недоумённо, словно впервые сталкивается с подобным явлением, спрашивает она и трёт глаза.
Но мы не исчезаем.
— Билеты есть? — уточняет она, убедившись, что мы ей не привиделись.
Бухенькая, да хорошо так.
— С праздником, — говорю я и улыбаюсь. — Билеты есть, но только казначейские. Так торопились на поезд, что не успели в кассу заскочить. Может примете такие?
— Здрасьте, — мотает она головой. — Так есть или нет?
— Есть, — киваю я и достаю из вновь обретённой сокровищницы два красненьких билета достоинством в десять рублей каждый. — Вот.
Она берёт у меня из руки чирики и внимательно их рассматривает.
— Ну, пойдём, — наконец, выносит она вердикт и открывает дверь.
Мы идём за ней через весь вагон и заходим в её купе.
— Пить будете? — спрашивает проводница, — Я Анжела, если чё… Генриховна.
— Анжелочка, только чай, — развожу я руками.
— Не компанейские вы ребята. Ладно, идите, садитесь, куда хотите. А чай денег стоит.
Мы идём и остаёмся в первом же отделении, абсолютно свободном.