Мориль подходит ближе. А я отступаю на шаг.
– Что у тебя там? – спрашивает она.
Мышцы напрягаются во всем теле, вынуждая сорваться на бег, но я заставляю себя остаться на месте. Я вернулась домой, потому что, если Одива
– Птица, – признаюсь я.
– Сабина, ты вся дрожишь. – Мориль хмурится. – Когда ты ела в последний раз? – Она тянется к козодою. – Давай я помогу тебе ее приготовить.
– Нет! – восклицаю я и отступаю на шаг. – Пожалуйста, я не хочу, чтобы кто-нибудь его ел. – Старейшины говорят, что мы должны чтить свою добычу и стараться использовать все ее дары, но мне невыносима мысль, что козодой станет чьей-то едой. – Я
Глаза Мориль округляются.
– О. – Она обводит меня пристальным взглядом. – Ты убила его ради кости благодати?
Она хмурит брови. Жертвенные животные редко оказываются такими маленькими, хотя огненная саламандра была намного меньше.
– Это козодой. Он даст мне возможность видеть в темноте, – оправдываюсь я.
К тому же другие его благодати – быстрота, далекие прыжки и способность видеть мертвых – вполне очевидны. Все птицы видят больше цветов, чем люди, и один из них – цвет умерших душ.
– Что ж… это замечательно. – На лице Мориль появляется чересчур широкая и явно натянутая улыбка. – Помочь тебе подготовить кость благодати?
К горлу тут же подкатывает тошнота.
– Нет. Я хочу сделать это самостоятельно.
Ведь только так я смогу спасти собственное достоинство.
Мориль резко вдыхает. Поначалу мне кажется, что мои слова обидели ее, но потом она поворачивается к туннелю, ведущему наружу. Она что-то чувствует. Ведь браслет из зубов дельфина наделил ее острым слухом.
– Они вернулись? – спрашиваю я.
Мориль кивает.
Сердце сбивается с ритма, и я мчусь к туннелю по вырезанным приливами коридорам, пока не оказываюсь посреди руин замка, где ныряю под разрушенную арку, ведущую к осыпающейся каменной лестнице. Но, преодолев половину ступеней, застываю. Передо мной возвышается Одива. Убывающая луна озаряет ее своим светом. Кончики волос цвета воронова крыла покрыты известковой пылью.