– О чем ты? – Слезы жгут мне щеки.
Одива отталкивается от стены и перелетает через пропасть. Веревка обрывается, но мама не падает. А хватается за острые камни на противоположной стене. С невероятной легкостью и поразительной скоростью она выбирается из пропасти.
И оставляет меня умирать.
Я подавляю рыдание. Этого не может быть. Это чистая, расчетливая и бессердечная жестокость.
И теперь я обречена.
Пальцы вот-вот соскользнут с камня, но внезапно на мои ладони опускаются чьи-то руки.
Теплые. Сильные.
Я поднимаю голову. Лицо Бастьена расплывается от слез. Оно не красное от гнева, а бледное от страха.
Он склоняется ко мне, опасно свисая с выступа, до которого мне не дотянуться. А затем хватает и крепко сжимает мое запястье. Известняковая пыль сыплется с его волос, пока он пытается распилить веревки моим ножом.
Я ничего не понимаю. Происходящее не укладывается в голове. Он не сможет спасти меня.
Это невозможно.
Спрятав нож в ножны, он протягивает мне руку. Но я не решаюсь схватиться за нее. Мой разум уже заполнили мрачные мысли, погружая в беспросветное отчаяние. Как мне жить в мире, где я так мало значу? Ведь так легко прямо сейчас отпустить камень и отдать свою душу Эларе.
– Дотянись до моей руки! – говорит Бастьен.
Его глаза широко раскрыты и полны отчаяния.
Он умрет, если умру я. И теперь становится понятно, почему он решил меня спасти.
– Я не могу, – выдавливаю я, проклиная каждую слезинку, стекающую по лицу, и каждую дрожащую мышцу в теле. – Мама бросила меня.
– Но не
В его голосе не осталась и следа паники. И конечно же, он звучит уверенно.
Но эта уверенность проникает в меня.
Я пристально смотрю Бастьену в глаза. В насыщенную, обволакивающую и прекрасную синеву моря. А вдруг Бастьен спасает меня не только потому, что от этого зависит его жизнь?