– Было очень тяжело, – продолжил Андрей Петрович. – Чувство тотального одиночества и ненужности. Даже Татьяна Николаевна не спасала, потому что она все-таки не была моей мамой.
– Когда это прошло?
– Постепенно. Ты в этом живешь-живешь, потом еще живешь и вдруг замечаешь, что это тебя не убивает. А вот все трудности воспринимаются уже легче, и в принципе все в мире кажется решаемым. Было много ситуаций, которые показали, что у меня нет оснований чувствовать себя одиноким и незащищенным, потому что я всегда себя защищу и всегда могу использовать свои ноги и рот, чтобы дойти до друзей и попросить помощи, если не справляюсь. Но важнее всего, конечно, было понять, что я тоже могу быть себе опорой. В этом, наверное, и есть основное отличие ребенка от взрослого. Ребенку надо на кого-то обязательно полагаться. И поэтому людям так трудно взрослеть, большой дискомфорт и боль приносят иногда мысль, что единственный человек, который всегда будет рядом и всегда готов помочь, – это ты сам. Счастлив тот, у кого есть возможность становиться взрослым постепенно, плавно поднимаясь по ступенькам взрослости. Мне вот пришлось быстро…
Леля обдумала то, что сказал отец, и ей вспомнились слова Ильи во время похожего разговора. Как же он тогда выразился? Верить в стол и в чашку чая, потому что мы их видим и не можем отрицать… Леля потрогала пальцем сначала свою левую руку, потом щеку, а потом вдруг увидела себя в отражении в окне: сонную, простоволосую, взъерошенную, немного растерянную и испуганную – но все же увидела. Разные чувства и события не уничтожили ее, не стерли, как ластик карандашный набросок. Вот ведь она! Сидит смотрит на себя. Внезапно Леле захотелось улыбнуться своему отражению и пожать правой рукой левую, как пожимают руки, подписав удачный договор.
– Я сегодня выступаю, пап. Пьеса Шварца. Ты смотрел? По ней еще старый фильм есть: «Обыкновенное чудо». Я Принцессу играю, – сказала Леля.
– Хорошо. Я помню.
Леля хотела обидеться. Что значит это «хорошо», сказанное таким спокойным тоном?! Неужели отец не понимает, с какой целью она вообще завела этот разговор?.. А вдруг не понимает на самом деле, подумала Леля. Папа приземленный материалист. Для него кипящая вода горячая, а лед холодный. Иными словами, он прост и прям, и обращаться с ним стоит так же.
– А ты придешь? – спросила Леля. – Я приглашаю.
– С удовольствием.
Леля улыбнулась.
– Я еще маму позвала. Но она уехала, сказав, что не сомневается, что я буду хороша. Я немного обиделась на нее.
Леля посмотрела на отца. Он ответил ей серьезным взглядом.
– Понимаю, что должна быть взрослой, опираться на себя. Но ведь мне еще шестнадцать. Считаю, что вы обязаны быть родителями, раз уж родили меня. Я рада, что мама нашла себя, но вычеркивать при этом меня, игнорировать важные для меня моменты… Я считаю, что она неправа. И ты тоже неправ. Ты часто вел себя точно так же.
Папа нахмурился и задумчиво кивнул, но ничего не сказал.
Леля сжала губы и посмотрела на стол.
– А если… Если ты снова женишься и у вас появятся дети, ты вообще забудешь про меня?
Андрей Петрович никогда еще не видел Лелю такой трогательной и уязвимой, как сейчас. Вдруг он почувствовал, что его с ней будто что-то соединяет, не нить, а что-то неуловимое, но важное и крепкое, и он сумел почувствовать весь страх и всю неуверенность, которые владели дочерью.
– Я тебя очень люблю, – услышала она.
Отец говорил еще много важного, трогательного, полного большой любви – то, что так нужно было услышать Леле три года назад. Но из-за опоздания слова не стали менее ценными, менее целительными. Леле показалось, что кто-то внутри ее проткнул иголкой целлофановый пакет, наполненный водой, и через эту дыру стали медленно вытекать все страхи, которые мешали Леле спокойно и глубоко дышать.
За кулисами царила суматоха. Девочки в пышных платьях толкались, стараясь уместиться около выхода на сцену, чтобы подсматривать за действием.
ebooksa