— А ко мне чего не подошла?
— Самый сложных преподов решила оставить напоследок, — усмехнулась я. Вскользь глянула на его профиль и поймала легкую улыбку в уголке губ.
— Всегда было любопытно, что думают обо мне студенты. Есть какие-нибудь инсайды?
— Про студентов не знаю, а вот студентки считают вас… — я нарочито поморщилась, готовясь произнести это слово, будто оно вызывало у меня отвращение. — …котиком.
Константин Михайлович посмотрел на меня, удивленно вскинув брови.
Я тут же отвернулась к городу и отпила немного кофе, чтобы спрятать улыбку.
— Я — котик?! — переспросил он, явно не веря моим словам. А затем вместе со мной отвернулся к городу. — Надо что-то с этим делать. Я планировал получить репутацию самого лютого препода всего универа. Котик… — фыркнул он, повторив это слово.
— Не знаю, утешит вас это или нет, но в этот момент, когда девчонки назвали вас котиком, они оценивали не ваши профессиональные качества, а ваш торс и задницу.
— Что?! — не своим голосом, слегка переходящим в фальцет, переспросил Одинцов. Он даже кофе поперхнулся. — Задницу?!
— Ну, если честно, некоторые ваши брюки… они… Господи! — выдохнула я в ночь. Было и смешно, и стыдно об этом говорить. — Некоторые ваши брюки очень сильно… — одной рукой я показала окружность в воздухе. — …обтягивают вашу… задницу.
— А?! — лицо Одинцова забавно скривилось. Чувствуя румянец на собственных щеках и, не веря, что действительно только что ему об этом сказала, я сложилась пополам, смеясь от его реакции. Похоже, он действительно даже близко не думал о том, что девчонки могут оценивать его в физическом плане.
— Извините, — я взяла себя в руки, но улыбаться не перестала.
— И ты тоже пялилась на мою задницу?
— Чаще всего я вижу только ваши глаза. Задницей вы ко мне не поворачиваетесь.
Хотела добавить «во всех смыслах», но промолчала, не желая портить то хорошее настроение, которое образовалось на маленьком островке балкона.
— Котик, — шепнул себе под нос Одинцов. Качнул головой и пригубился к кружке, допив её содержимое залпом.
Я аккуратно разглядывала его, пока он смотрел на город.
Одинцов — преподаватель и Одинцов — сосед по квартире, казались мне двумя совершенно разными людьми.
Первый был всегда собран и суров. На его лице будто не существовало места для улыбок.
Тот Одинцов, что стоял рядом на балконе и делил со мной кофе, оказался простым и уютным. В нём не было той строгости и холодности, с которой я его ассоциировала почти весь учебный год. В толстовке, с потрепанными волосами и залегшими под глазами тенями от усталости, он не казался мне таким далеким и циничным, как в стенах универа. Простой, понятный и, как выяснилось, очень болтливый.