Царство сумеречных роз

22
18
20
22
24
26
28
30

Оказавшись внутри, нас снова разделили, несмотря на горячее возмущение Грега. Просто наставили оружие и предупредили, что будет, если мы попытаемся сопротивляться. Так я оказалась в полном одиночестве в комнате для допросов без собственного оружия. Даже ножи из-за голенища сапог достали.

Так началось томительное ожидание. На мои вежливые крики никто не среагировал, а вскрыть дверь даже не пыталась — к чему силы переводить. Так что я разместилась на стульчике и попыталась немного подремать.

Глупо считать, что вампиры не спят. Жалко, что наш сон недолог и без сновидений, зато ныряем глубоко-глубоко, в результате и получаса хватит, чтобы хорошенько выспаться. С другой стороны, при необходимости, мы способны недели проводить без сна. Выматывает изрядно, но люди на такой дистанции и вовсе сходят с ума.

Забавно, как любопытно быстро в каких-то вещах я перескочила с мышления человека на вампирское. Прошло сколько месяцев с трансформации? Два, три? Всего ничего, а какая пропасть образовалась между мной настоящей и прошлой. Не хватает только вампирского хладнокровия на фоне чувственности. Я как оголённый проводок, реагирую на всё бурно и раздражительно.

Вот и этот час закончился для меня в состоянии полной прострации. Я начинала злиться и паниковать одновременно. Оказаться в застенках Конгрегации совсем не входило в наши планы. Как вообще они додумались всё это организовать, зная, что я под защитой соррентийцев?..

Накачиваясь злобой, я была уже готова выбить эту чёртову входную дверь, когда она сама открылась, и на пороге показалось двое охотников. Чёрт. Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Этим охотникам позволено и не такое.

В конце концов, одним из них был сам достопочтимый глава Конгрегации, Севастиан Борняк. Бессменный лидер организации на протяжении последних двадцати лет. Ему было хорошо за шестьдесят, лысый, чернобровый, худой, как щепка с впалыми щеками и льдистым взглядом.

Даже сшитый на заказ костюм сидел на нём как на вешалке, настолько субтильной была его фигура с тонкими руками и ногами. Весь какой-то нескладный, чуть сутулящийся, с тихим голосом и непонятным свистящим акцентом, глава Конгрегации производил впечатление человека пустого, незначительного и даже мелкого, но его вкрадчивость, тонкость ума и сила внушения полностью меняли впечатление.

Он часто улыбался, практически никогда не хмурился. Всегда говорил медленно, с достоинством, редко бросая слова на ветер. Верил в идеалы Конгрегации. Отстаивал независимость организации, был холоден и сдержан.

Мало что известно про его прошлое. Карьерная лестница Севастьяна засекречена почти сразу, как он вступил в совет Конгрегации. Его прежние сотоварищи молчали, скрывая подвиги и неудачи своего лидера. Один факт витал в воздухе как прибитый в центре мишени гвоздь: «Не стоит переходить дорогу Севастиану». Такие люди и не люди просто исчезают.

И вот этот человек стоит напротив меня, а рядом с ним его правая рука — Борис Попов, жестокий охотник, который при получении символа Коперника в одиночку вырезал целое гнездо дикарей, перебив как взрослых, так и детей. Его лицо обезображено жутким шрамом — его полоснули прямо по левому глазу в той драке, парализовав щеку и часть рта, из-за чего казалось, что он вечно чему-то ухмыляется. Черноволосый гигант с бугрящимися мышцами, этот охотник выступал исключительно как молот для своего господина, скрывая дьявольский ум за жуткой внешностью.

Словом, будучи абсолютно разными, внутри они одинаковые как близнецы с поправкой на возраст. Борис младше своего господина на пятнадцать лет и, по слухам, вполне может занять его место. Мало кто возразит этой команде, сломавшей хребет оппозиции с десяток лет назад.

— Чему обязана столь высокой чести, отец? — удивлённо протянула я, вставая с места и как-то по привычке наклоняя голову вперёд, прикладывая ладонь к правой груди.

В прошлом мы лишь единожды встречались — на присяге в стройном, но малочисленном ряде других охотников. Тогда мне было как-то боязно, ведь Севастиан много говорил о чести и долге, напоминая, что отныне наши тела и души принадлежат Конгрегации.

Обращаясь к нему, как к отцу, по старой традиции, сложившейся ещё в те времена, когда основу Конгрегации составляли священники, я испытала почти трепет перед этим человеком, который быстро схлынул, стоило нам столкнуться глазами.

— Своей участи, дщерь ночи, — скрипуче ответил он.

Дверь за ними закрылась, и они расположились на стульях, дожидаясь, пока я сама осторожно сяду напротив, не представляя, чего ожидать.

— Ты нарушила законы Конгрегации. Ты бросила свою дубраву, превратилась в вампира, охотилась на людей и примкнула к вампирскому клану. За такое положена смертная казнь, — холодно продолжил Севастиан, а его заместитель мерзко ухмыльнулся половиной рта, отчего стал похож на жуткого клоуна из кошмаров.

— Я стала дампиром, — поправила я, — не по своей воле. Меня обратили дикие, почуяв во мне родственную душу. Я не бросала своих, они погибли не по моей вине. А став дампиром, я утратила право называться охотницей и более вам не подвластна.