– Что ты задумал? – голос подвел меня, и я попыталась дернуться, когда его улыбка стала шире, а его руки спустились к моим ногам. – Что ты…
И тогда я закричала.
Эта боль была простой, но все равно обжигающей. Треск ломаемых костей разлетелся по помещению, смешиваясь с моей искрящейся агонией, птицей вырвавшейся из глотки. Я все кричала и кричала, пока он ломал пальцы, выбивал коленные чашечки, кулаками ударяя по бедрам. О, он не использовал магию: обычной физической силы хватило, чтобы превратить мои ноги в кровавое месиво, пока меня корежило, а в глазах от невыносимой боли лопались сосуды, застилая свет и его улыбку любящего бога, медленно слизывающего кровавые капли со своих губ.
Так я и сорвала голос. Так я потерялась, растворившись в красных вспышках, когда он остановился. Я была готова молить о пощаде, но кому нужны мои мольбы?
– Хм, – протянул он, выждав время, пока я пыталась хрипеть, стараясь лишний раз не двигаться – теперь даже простое напряжение мышц вызывало новую волну, проходившую через пах к сердцу. Казалось, что и оно запятнано ударами, и теперь бьется через раз, молотками отзываясь в затылке – слишком часто я стукалась головой о безразличный камень, пытаясь увернуться от безжалостных рук.
– Не сработало, – с сожалением сказал Ктуул, а Томар, пятившийся назад, перевел дух.
Он глотнул воздуха, как воды, впервые сделав вдох после моих криков. Даже сквозь серую пелену, готовую утащить меня в спасительную тьму, я видела, что он не ожидал такого.
– Милая Селеста, ты же не будешь возражать против новой попытки? Тебе же нравилась твоя сила? Будет обидно упустить ее на развилке судьбы?
– Иди ты к черту, – выдавила я, вновь сжимая пальцы.
Тело сводило судорогой, и мне никак не удавалось успокоиться, а взгляд все время обращался вниз, к потекам крови. Маленькая струйка спускалась по желобку стола, уходя в слив. Я не могла смотреть на то, что он со мной сотворил.
– Знакомое выражение, – усмехнулся вечный. – Слышал, ты теперь видишь сны о ней? Интересно, как много в них меня? Ты уже все посмотрела? Знаешь начало, середину и конец нашей с Клэрией истории?
Я безучастно уставилась на него. Да. Теперь знала, что он сделал с ней. Знала, как близко она подобралась к нему. Знала, что, несмотря на предательство, Клэрия оставалась для него ценным активом. И то, что во мне не было ее души, бесило Ктуула. Он не закончил с ней, но она сумела вывернуться даже из проклятия.
– Что же, – не дождавшись ответа, пожал плечами старый бог. – Тогда продолжим.
В тот же миг мир расцвел красными сумерками.
Я все-таки потеряла сознание. Кажется, это случилось в момент, когда он раскрыл мою грудную клетку, чтобы добраться до сердца. Или чуть позже, когда пытался отыскать сердечную тень? Или же когда пустил по моим венам суррогат нориуса, смешанного с Черной пьеттой? Не знаю наверняка.
Знаю только, что даже Томар Бай, этот предатель, в конце молил бога о пощаде, на все лады уверяя – во мне не осталось ариуса. Зачем же пытать просто так? Глупец. Ктуул любит такие игры. Ему нравится причинять боль.
А больше всего ему нравится потом восстанавливать уничтоженное, делая вид, что все это – во благо. Вот и теперь, перенеся меня в персональную тюрьму, дворец Нимфеум, вечный занялся моим лечением, с какой-то садистской нежностью сращивая кости рук, собирая вывернутые легкие, зашивая без единого шрама грудную клетку. Возвращая цвет и структуру кожи. Его руки порхали надо мной под тягучую мелодию, а в его глазах цвели золотые бутоны, как если бы он был пчелой, поедающей мед.
Он восстановил все, кроме ног. Их поместил в лубки, говоря, что мне необходима передышка. Я слишком быстро бегаю. Разум не поспевает за скоростью, оттого совершает непростительные ошибки. Необходимо меня замедлить.
– Зачем? – спросила я, когда Ктуул выкатил инвалидное кресло на балкон, водружая на колени поднос с крепким чаем и тарелкой супа. – Ты можешь меня убить. Или выбросить, как мусор, ведь во мне нет ариуса. Я больше не ценный актив. Никто.
Старый бог усаживается в сотканное из воздуха кресло, расправляя полы золотистого халата. Напротив нас медленно спускается за горизонт солнце, подсвечивая его фиолетовые волосы разноцветной радугой. Он безмятежен и доволен. Мягок и деликатен, будто час назад и не взрезал мой мозг, пытаясь отыскать в нем тонкие нити ариуса. Будто вся боль, застрявшая в моих костях, была не его рук делом, а кого-то другого. Но даже в этом безмятежном покое я вижу обжигающий, чуждый лед. Вижу равнодушный интерес ученого, спокойно взирающего на результат своих испытаний.
ebooksa