Восхождение богов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Сегодня умер Феликс, старейший эльф земли. Вместе с ним за край ушли и другие пожилые эльфы, не выдержав того, что делает Мора, гасящая звезды. Она пришла за душами всех эльфов. И сказала, что намеревается убить Селесту, если мы не отдадим ей тебя.

Ступор продлился недолго, и Никлос резко захохотал, умолкнув так же внезапно. Он преодолел расстояние и вперил указательный палец в грудь набычившегося Арта:

– И ты ей поверил?! Селеста находится в плену у Ктуула. Как она может быть в двух местах одновременно?!

– Я собственными глазами видел ее пленение. Мора убила Томара, а ее слуги захватили Сэл. Эльфы считают, что черная эльфийка вышла из повиновения Ктуулу и намеревается завершить свою миссию по их уничтожению.

– Да кто она вообще такая?! – отступая, недоуменно воскликнул Ник.

В двух словах Арт объяснил, кто. А потом без обиняков добавил:

– До заката завтрашнего дня Селеста должна быть здесь. Если она тебе дорога, если ты действительно любишь ее, ты сделаешь это. Ты обменяешь себя на нее.

– Что случится завтра?

– Завтра мы лишим Ктуула последнего шанса покинуть эту планету и уничтожить ее.

* * *

Направляясь к выходу из леса, Ник грустно улыбался своим мыслям. «Я мог забрать ребенка, и никто бы меня не остановил. Феликс выступал сдерживающей силой, после его увядания – никаких больше зеркал, отражающих душу заключенного. Я мог бы просто переместить дитя к Ктуулу, и он бы остановил Мору».

Но он этого не сделал. Он знал, что Селеста никогда бы его не простила, поступи он так.

Из слов Артана Ник понял, что, попав к Море, он больше никогда не увидит его и девушку. Знал, что это будет прощание, и Ктуулу придется утереться тем, что есть. Ариус исчезнет навсегда. Все закончится завтра. И он останется один.

Было немного горько сознавать, как мало он значит для людей леса. В их глазах Никлос выглядел пустым местом, это даже хуже положения врага. Они считали его виновным во всем. Считали, что Ник – первопричина всего зла, хоть это было и не так. Люди, которые когда-то сидели за его столом и обменивались шутками за завтраком, теперь провожали его холодными глазами, в которых читалось презрение.

Анка, стоявшая рядом с Се́довым, сжимала кулаки. Они оба горели странным красным огнем, что волнами струился по их коже, не опаляя одежду, но готовясь вонзиться в него горячими стрелами, разрывая грудь. Искореженное лицо Ника наполняло сердце бывшей любовницы удовлетворением. Она наслаждалась его отвратительным видом, говоря глазами: «Ты заслужил все, что с тобой случилось».

На широкой дороге к выходу из леса толпились и другие обозленные люди. Его путь напоминал изощренную экзекуцию, издевку над всем, чем он когда-то был. Раньше его любили. Потом уважали. Боялись. Но никогда он не видел в глазах людей ненависти. Зеленые драконы, собравшиеся здесь, показали, каково это – испытывать испепеляющий гнев толпы.

Ощущение напоминало выход пленного на эшафот, к красному колпаку палача. Взмах топором – и голова, как кочан капусты, летит вниз, под ноги хохочущих зевак.

Мора вполне может устроить это, если так страстно возжелала выступить против самого Ктуула.

Вот выходит Акрош. Единственный, кто кивнул ему одобряюще. Рядом с ним красавица Винелия, а на ее руках – сверток с младенцем. Она смотрит с печалью, но больше с облегчением, что для них все закончилось. Их он больше не увидит.

Как не увидит чету Винцелей с малышом, кричащим на все лады. Мать Селесты выступила вперед, и Никлос остановился.

– Ваше Величество… – прошептала она, и ее глаза, сухие до красноты, увлажнились. – Я проклинаю вас за все, что вы сделали моей дочери. Проклинаю за то, что вы втерлись к нам в доверие и разрушили наши жизни. Проклинаю за то, что вы обещали ее защищать и не защитили! – ее голос звенел, наполняясь силой, а после надломился. – Я также проклинаю себя за то, что позволила вам все это с ней сделать. Вытащите ее оттуда и верните мне.