Восхождение богов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты все еще видишь воспоминания Клэрии? – поинтересовался он, покончив с трапезой.

Сэл невразумительно пожала плечами. Кажется, она уже не особо радовалась своей связи со святой Клэрией.

– А ты выполнил приказ Ктуула? – задала встречный вопрос девушка, одеревенев, как статуэтка.

Было непривычно вот так просто беседовать с ней. Быть физически близко. Смотреть на нее прямо. Слушать глубокий, почти грудной голос. Он чувствовал себя равным ей. Видел, как во многом их мысли схожи. Как быстро она научилась вскрывать двойное, а то и тройное дно интриг старых богов. На удивление приятно было говорить с ней открыто, не строя никаких планов. Как если бы он отпустил себя, больше не притворяясь кем-то другим.

– Эти игры когда-нибудь закончатся или нет? – усмехнулся Ник, разливая изумительно красное вино по бокалам. – Что он потребовал от тебя?

Селеста вновь уклонилась от прямого ответа, лишь сообщила, что игра Ктуула глубже, чем они думают. Посмотрев на свет потолочных фонарей через стекло бокала, она пригубила вино, медленно проговорив:

– Ему нравится смотреть, как другие страдают. Не стоит в этом подыгрывать.

Никлос тотчас сменил тему:

– Я видел Арта. Он ждет тебя. Они все тебя ждут. У эльфов есть план, как оставить Ктуула в дураках. И я прошу тебя, даже если он тебе не понравится – сделай это. Позволь им спасти тебя.

– Меня? О! Ник, я сейчас ни для кого не представляю особого интереса. Моя ценность существует только в твоих глазах.

Поднявшись с места, Ник поднял и Селесту, беря ее за руки и поднося их к сердцу. Столько цинизма, желчи и какого-то невыразимого равнодушия сосредоточилось в ней. Казалось, она полностью утратила желание бороться за себя и теперь с берега реки наблюдала за сражениями других, признав свою уязвимость и слабость.

– Разве об этом я говорил тебе? Разве так я представлял твою борьбу? – он заметил, как по ее лицу прошла волна недовольства из-за того, как легко он угадал ее настроение. – Селеста Каргат, ты действительно считаешь себя настолько слабой, что готова отречься от себя самой? Помнится, даже в самый темный день ты не сдалась. Помнишь? Ты могла убежать, но предпочла вызвать книгу и заключить со мной неравную сделку. Ты усмирила океан. Ты бросила вызов самому Ктуулу! Не было и дня, чтобы ты не пыталась защитить то, что тебе дорого. И вот такая пассивность! Почему?

Девушка могла сказать ему, что она устала, что больше не в силах сражаться с ветряными мельницами, но это было бы неправдой. Гораздо больше она устала быть бессильной. Но цена силы была слишком высока, и она боялась, что осмелится вернуть себе ариус не из-за Ктуула. А из-за того, что сама желала его возвращения.

– Ник, я поступлю так, как считаю нужным, – твердо произнесла Селеста, перехватывая его руки и прижимая уже к своему сердцу. – После всего, через что мы прошли, ты должен принять мою истину. Ты был для меня личным дьяволом. Властелином кошмаров и жутких сновидений. Помнишь сон, где я падала в пропасть, убегая от тебя? Он исполнился – я умерла. Сейчас ты видишь во мне отголоски той потери. Я не сдалась, просто больше не могу быть оптимисткой. Что-то умерло во мне за этот год. Детская наивность, может быть…

Ник обхватил ее лицо и притянул к себе:

– Это наша последняя встреча, Сэл. Я подозреваю, что мы больше никогда не увидимся. Позволь поцеловать тебя и забрать эту боль. Позволь себе забыть обо всем и вернуться в то время, когда ты была счастлива.

Селеста прикусила нижнюю губу. Ее глаза потемнели, и в них ничего нельзя было прочесть. А потом она привстала на мысочки и очень осторожно коснулась его губ. Совсем мимолетно, застыв в нерешительности, удерживая себя от того, чтобы двинуться дальше.

Никлос не торопил. Он обхватил ее за плечи, но более ничего не позволил себе, ощущая, какая осторожная птица застыла в его объятиях.

И тогда она раскрылась, закрывая глаза и погружаясь в то запретное чувство, что посещало почти каждый ее сон. Девушка приказала себе не думать ни о чем, кроме его рук, его дыхания, объятий, того, как деликатно он притягивает ее к себе, опускаясь на стол и сбивая с него бокалы с вином и вазы с фруктами. В шатре разлился пряный винный аромат, и точно такой же ощущался на языке, дурманя и без того дурную голову.

Они исследовали друг друга, как в первый раз, будто до этого никогда не были вместе. Будто прежде им не доводилось никого целовать с такой сдержанностью и ощущением, что одно неловкое движение разобьет стеклянные сердца, и их птицы навеки улетят свободными в небеса.