Позволь чуду случиться

22
18
20
22
24
26
28
30

Меня трясло весь обратный путь.

Вот только Жажа не замечал этого. Он, брызжа слюной от переполнявших его эмоций, рассказывал правила боёв (там были какие-то правила?!), расписывал выгоды таких драк и невероятные барыши. Из его слов выходило, что можно озолотиться неимоверно, по-царски просто.

Этот фонтан энтузиазма, судя по тому, как он больно сжимал мою руку, как захлёбвался словами, как не замечал моего молчания, был неприлично огромным. Даже забыл, что я должна идти на шаг позади.

Уже дома, на пороге моей комнаты, Жажа заглянул мне в лицо и, сияя своей лошадиной улыбкой, спросил:

— Ну что? Согласна?!

Всё ещё напрягаясь, чтобы успокоить желудок, чтобы развидеть и забыть увиденное, уточнила дрожащим голосом:

— На что?

— В боях участвовать! — меня снова окатило фонтаном нездорового восторга (я даже покачнулась), опалило огнём горящих глаз, ударило копытом радости.

С копытом я, пожалуй, преувеличила, но с ударом — нет. Больно было так, будто в живот и в самом деле лягнула лошадь.

Справившись, наконец, с приступом тошноты, я громко сглотнула и, стуча зубами, ответила:

— Оху… — подходящее по эмоциональной гамме слово было на русском и начиналось оно именно нецензурным «ох» и было однозначно глаголом, с тем самым окончанием на «ть». Но из вежливости — и ничего, что товарищ лошадь меня всё равно не поймёт, — я заменила более цензурным: — Очень много мыслей! Я буду подумать.

И пошла думать на свой ортопедический топчан.

Подумать было нужно о том, как отказаться от участия в этих боях, придумать предлог вежливый и правдоподобный, понятный местным жителям и не обидный.

А ещё — пристально, под самым сильным микроскопом, наверное, даже электронным, изучить своё желание учиться в школе магии. В самом ли деле оно такое сильное, это желание? И так ли уж я хочу туда попасть, если добывать деньги нужно именно таким вот чудовищным способом?

Додумать не успела. Прогулки на свежем кислороде всегда одинаково влияли на мой утомлённый организм. Одинаково хорошо. Поэтому, едва почувствовав под головой подушку, я мгновенно уснула, не придумав отговорок и не настроив внутренний микроскоп хоть на самое малое увеличение.

Поэтому утром, когда Жажа сияющий и даже, казалось, подпрыгивающий от нетерпения встретил меня на кухне словами «Ну что, Цайя? Пойдёшь на бой?», я смогла ответить только невразумительное «э…».

Я, вообще-то, не рассчитывала встретить кого бы то ни было в такую рань на кухне: обычно так рано там никого не было. Первым спускался малыш, потом уже наш сияющий белым благодетель и потом уж дядюшка. Потому ошибочно предполагала, что у меня есть время на размышления.

Но я ошибалась.

— Как Гилерм? — попробовала перевести тему на другое, закамуфлировав её под вежливость.

Ну а что? Очень своевременный вопрос. Сама собой складывалась картина, что дядюшка — человек пожилой и, видимо, нездоровый. Припадки эти… Да ещё и Пенгуэн его мутузит не по-детски. Хоть бы печень — или что там ещё? селезёнку? — не отбил бы. Как тут не поинтересоваться?