Убийства в Белом Монастыре

22
18
20
22
24
26
28
30

Спокойный, практичный Мастерс.

На минуту выражение лица Мориса было невозможно понять, казалось, он вот-вот скажет что-то резкое. Но затем на его лице появилось выражение спокойного эпикурейского довольства:

– Никогда. Вы умнее, чем я думал, мистер Мастерс… Могу я кое-что предложить? Теперь, когда вы сняли позолоту с вашей дубинки, или, скорее, не позолоту, а фольгу, не будет ли лучше задать мне вопросы в вашем фирменном стиле, на манер Скотленд-Ярда. А я уж постараюсь ответить наилучшим образом. Знаете, я весьма интересуюсь криминалистикой. Вполне возможно, что я смогу вам помочь.

Мастерс, казалось, был обрадован.

– Недурно, сэр. Неплохая идея, может статься. Вы знаете, каково положение дел?

– Гм… да. Брат как раз рассказывал.

– Полдюйма чистого снега вокруг дома и никаких следов, нигде никаких отметин, кроме следов вашего брата – разумеется, невиновного.

– Конечно. Я правда не хотел бы, чтобы ты совершил подобную прогулку, Джон. – Морис холодно улыбнулся.

– Не сомневаюсь, – мрачно отозвался Мастерс. – Но тогда как вы объясните это преступление?

Морис коснулся переносицы, будто там были очки, с какой-то виноватой улыбкой.

– Да-да, инспектор, вполне возможно, что я смогу это сделать.

– Господи боже! – вскричал Мастерс, вдруг решив выпустить пар. Он поднялся, разглядывая самую странную рыбу, которая когда-либо попадала в его сети, а Морис покашливал. Мастерс замялся, сглотнул и снова сел. – Очень хорошо, сэр. Похоже, у всех есть объяснения, кроме полиции. Очень мило. Скажу вам честно, мне было бы жаль беднягу Чарли Поттера, если бы он попал сюда в одиночку. И я не желаю слышать всякий бред про то, что кто-то отсюда улетел, или ушел на ходулях, или выпрыгнул, или лазал по деревьям. Тут футов сто до ближайшего куста, а на снегу ни следа. И мы не нашли никого, кто бы там прятался… Это очень странное место, мистер Бохун. Зачем оно вам?

– Мой каприз. Говорю же вам, я живу в прошлом. Я и сам там часто ночую. – Морис оживился. – Боюсь, вам не понять. С вами говорить – все равно что с глухим, мистер Мастерс. Я сделал кое-что необычайное – создал своих собственных призраков. – Он тихо засмеялся и умолк. – Будете еще сардины, сэр? Томпсон, еще сардин инспектору.

Мастерс перебил:

– Вас очень интересовала мисс Тэйт?

Морис озадачился:

– Что до вашего вопроса о том, был ли я влюблен в мисс Тэйт… Нет, сэр, я так не думаю. Я восхищался ею как своего рода случайным перевоплощением.

– И все же, так понимаю, вы написали для нее пьесу?

– А, так вы слышали о моей скромной попытке. – Он наморщил лоб. – Нет, я писал ради собственного развлечения. Устал, что меня называют Доктором Сухарем. – Он вытянул перед собой ладони в странном жесте, словно собираясь нырнуть. – Я страдал от иллюзий, когда был моложе. Они состояли в убежденности, что настоящее значение исторических исследований – экономическое и политическое. Но сейчас я достаточно стар, чтобы понять: единственное, что есть у историка, – это знание человеческой натуры. Боюсь, за мной теперь закрепится амплуа старого сатира. Вам сообщат – или уже сообщили – о моих старческих восторгах по поводу мисс Тэйт? Ваше выражение лица вас выдает. В мисс Тэйт меня привлекала прелесть всех куртизанок прошлого, с которыми я хотел бы иметь любовные отношения.

Мастерс провел ладонью по лбу: