Сшитое сердце

22
18
20
22
24
26
28
30

Квинс нехотя расстался с малышкой – от Клары, мирно спавшей у него на руках, исходила такая безмятежность, что ему хотелось всегда прижимать ее к сердцу.

Сальвадор, глядя на кучу хвороста и трупы, думал о последних словах Эухенио.

Зажги огонь!

Он, наверное, имел в виду этот свой костер. Почему же огонь был для него так важен? Пламя в лесу посреди ночи тотчас укажет армии, где они…

Но если довериться старому безумному другу…

Сальвадор велел спутникам уходить, пообещав, что догонит их в Бриске, где один из его друзей командовал другой группой.

Квинс и его товарищ по имени Луис, оба едва оправившиеся от ран, из последних сил толкали тележку, на которой сидела швея с пустым взглядом. Последний из анархистов предпочел сбежать в другом направлении.

Дождавшись, пока они скроются из виду, каталонец запалил костер.

И тогда случилось чудо.

В пещере была расселина, и сильный ток воздуха втягивал дым, который с огромной скоростью распространялся по ходам внутри горы. Лабиринт поглощал черные и серые клубы.

Ловушка захлопнулась. Солдаты оказались в западне. Сальвадор представил, какая паника поднялась в лабиринте. Как толкутся в подземелье люди, задыхаясь и пытаясь выбраться, как натыкаются друг на друга. Как дерутся за воздушные карманы. Представлял офицеров, оставшихся в большой пещере у входа в лабиринт, перепуганных усиленными эхом воплями десятков людей, запертых в дыму погребального костра.

– Только бы они не потащили туда с собой Мануэля, только бы его там не было! – прошептал Сальвадор, глядя на огромное пламя, и поспешил следом за Квинсом.

Лес у него за спиной вспыхнул, воздвигнув огненную завесу между беглецами и их преследователями.

Молитва последней ночи

Моя мать, опустошенная, с бездыханной дочерью на коленях, сидела в тележке, ничего вокруг не замечая. Ее мотало во все стороны, но она не реагировала, и ее мертвый взгляд ужасал Квинса, который, как ни старался, не мог удержаться и беспрестанно оборачивался, чтобы взглянуть на прекрасное и бесстрастное лицо женщины, которой он, как ему казалось, был обязан жизнью.

Долг. У них был долг перед той, что в последние дни заботилась о них, чужих ей, с материнской нежностью. Он спасет ее, чего бы это ни стоило. Тем более что Квинс чувствовал себя не только в долгу перед ней. Эта прекрасная изгнанница в подвенечном платье, пустившаяся с кучей детей в непосильное для нее приключение, тронула их всех с первой встречи.

Но дух покинул тело Фраскиты, и ничто, казалось, не способно было оживить пустую неподвижную оболочку, вцепившуюся в труп своего ребенка.

На рассвете Квинсу захотелось плакать слезами – слезами, которые не выплакала она сама.

Сальвадор нагнал их в ту минуту, когда Клара с первыми лучами солнца открыла глаза. Удивленная тем, что она не в пещере, где на стенах пенились волны и где уснула вчера, девочка-светоч посмотрела на мать, робко погладила ее окаменевшее лицо, затем коснулась холодного тела сестры. И завопила так, что, казалось, не умолкнет больше никогда. Сальвадор взял ее на руки и попытался успокоить, но у него ничего не вышло, она отбивалась и орала все громче. Тогда к ним подошла Анхела, взяла сестру за руку, стала перебирать ее пальчики, напевать нежную и печальную мелодию, вытащила из-под платья длинное белое перо, дала ей, и девочка с глазами цвета соломы успокоилась.

Они вышли на дорогу.