Сшитое сердце

Она лежала в разрушенной башне. Анита, сидя на своей шкатулке, утирала ее пылающий лоб. Швея по-прежнему обнимала тело Мартирио. Но, несмотря на жар, она чувствовала, что плоть дочери теплая и что ее сердечко бьется под рукой.

Девочка мирно спала на животе у матери. Ей все удалось. Молитва, которую она произнесла, была утрачена на сто лет, но ее дочь жила. Смерть выпустила свою добычу, смерть уступила.

Фраските рассказали, что ее летаргический сон продолжался несколько дней. И что Сальвадор, Квинс и Луис все это время заботились о ее детях. Беглецам в конце концов удалось добраться до товарищей в горах Сьерра-Невады. Никто не посмел остановить окутанную тенями и ветром призрачную тележку, что двигалась на юг.

Сальвадор склонился над Фраскитой.

Лишь несколько тонких шрамов еще пересекали его лицо. Поначалу друзья в горах его не узнали и не поверили во всю эту историю, к тому же те двое, которых послал к ним Хуан с сообщением о победе над гражданской гвардией, и сами недоверчиво смотрели на новое лицо каталонца. К счастью, Квинс и Луис не изменились, и легенда, которая следовала за тележкой, в конце концов склонила чашу весов на их сторону. Говорили, будто целый батальон, преследуя каталонца, вошел в пещеры, да так оттуда и не вышел.

Отныне Сальвадор, человек с новым лицом, станет героем, мифической фигурой революции. Его имя волной прокатится по всей стране, от края до края.

– А теперь скажи мне, куда ты идешь с детьми и тележкой? – мягко спросил ее человек со сшитым лицом.

– На юг, – ответила моя мать, укладывая все еще спящую Мартирио в постель, приготовленную для нее анархистами.

– Мне нужно знамя, – прошептал ей на ухо Сальвадор.

– Я должна идти дальше, – ответила ему моя сбившаяся с пути мать.

– Вышей для меня знамя, – взяв ее за руку, настаивал Сальвадор.

И тут Мартирио тихо вскрикнула – очень похожий крик Фраскита слышала в пещере, служившей спальней каталонцу. Девочка пробуждалась.

Знамя

Что именно произошло между моей матерью и ее творением, этим заштопанным ее руками каталонским анархистом, человеком со сшитым лицом, которого она, похоже, из прихоти наделила чертами любовника, брошенного вместе с его оливами по ту сторону гор?

Анита-сказительница так больше ничего и не открыла. Другие мои сестры говорили, что не знают, а я не хочу ничего выдумывать. О моей матери много всякого рассказывали, но об этом все молчали. И это молчание нам нравится. Это молчание и сопровождающая его тайна.

Фраскита осталась рядом с каталонцем на два месяца – столько времени ей понадобилось, чтобы вышить для него знамя. Наверное, оставалась бы и дольше, если бы не вмешалась революция. Наверное, не будь у Сальвадора другой возлюбленной, мы не оказались бы в нынешних краях.

Анархист бросил в маленькой пещере все, что у него было. Письменный прибор и гитара – единственное, что ему удалось сберечь с юности, предметы, доставшиеся ему от отца, – были безвозвратно утрачены. Но чаще всего он с нежностью вспоминал юного Мануэля, который, по слухам, купил свободу ценой головы своего наставника.

Моя мать в пещерах не оставила ничего. Неистощимые катушки ниток, иголки, булавки и маленькие ножницы с тонкой резьбой были плотно уложены в оливковой сумке, которую она ни днем ни ночью не снимала с плеча. Подаренный Сальвадором кошелек она сразу же привязала под юбками, и он по-прежнему бился о ее ногу, иногда, если узел слегка ослабевал, сопровождая ее шаги легким звоном. Осталась с ней и тележка, куда анархисты усадили ее – негнущуюся, все в том же подвенечном платье, усеянном матерчатыми цветами, перепачканном кровью.

Она согласилась следовать за Сальвадором до тех пор, пока не вышьет для него знамя – символ революции, с которой он повенчался. Это знамя должно было послужить ему постелью в брачную ночь. Она и не знала, что вышивала приданое для этого нагого человека.

Она не спешила. На полученное от Сальвадора льняное полотно – краденую простыню, на которой, согласно легенде, покоилась монаршая особа, проездом оказавшись в этих местах, – она нашивала лоскуты других тканей, оторванные во время грабежей в гасиендах или собранные с трупов анархистов. Каждый раз сражения уносили жизнь одного или двух товарищей Сальвадора, и у него вошло в обычай отдавать швее клочок одежды павшего, реликвию, которую Фраскита покрывала вышивкой, а затем прилаживала к знамени.