Ноги перестали держать Гиацинту, и она без сил опустилась на ступеньки лестницы, где и просидела следующие несколько часов, безучастно наблюдая за тем, как все бегают туда-сюда, и слушая бесчеловечные женские крики.
У неё не было больше сил воевать с этим безумным миром, который упрямо норовил прикончить её за один день.
Наконец раздался пронзительный младенческий крик, и в Гиацинте слабо трепыхнулась паника.
Она ненавидела младенцев.
Появилась Эухения с белоснежным свертком на руках. Села рядом.
— Девочка, — сообщила старуха.
Гиацинта заглянула в сверток, с неприязнью разглядывая сморщенное красное личико.
— Какая страшненькая, — пробормотала она отупело.
Из крыла для прислуги вышла акушерка.
— Малышка лежала неправильно, — сказала деликатно, — и роженица потеряла много крови. Слишком много.
— Что вы хотите сказать? — равнодушно спросила Гиацинта.
— Что мы не смогли сохранить жизнь матери этого ребенка.
Этого только не хватало!
— Госпожа, — в комнату заглянула экономка. — Пришел человек по имени Белс, говорит, что вы его ждете.
— Кто он? — Гиацинта с трудом встала, от долгой неподвижности у неё онемели ноги.
— Говорит, что жулик.
— Ну хоть одна хорошая новость! Пригласите его в мой кабинет, а потом займитесь похоронами. Этот ребенок, — Гиацинта оглянулась на Эухению, — здесь не останется.
Старуха ничего не ответила, лишь заботливо поправила одеяльце.
Зельценг сложил оружие в середине мая, и читая новости о контрибуции, Гиацинта прикидывала, как скоро она сможет получить свои деньги обратно. Король еще несколько раз бесцеремонно залезал в её карманы, и она утешала себя лишь тем, что где-то там Трапп, возможно, получал от этого грабежа лишнюю порцию похлебки.
Вместо того, чтобы после победы вернуться к Гиацинте, генерал направил свои войска на восток, где объединился с Розвеллом и еще несколько недель гонял канагайцев по степям пока не присоединил их территорию к составу страны.