Горгона и генерал

22
18
20
22
24
26
28
30

Гиацинта обожала эти мгновения, когда неторопливая нежность Бенедикта вдруг разлеталась в лоскуты и в нем проступало то завораживающее её неистовство, которое всякий раз отзывалось трепетом во всем её теле.

Сейчас, после такой долгой разлуки, Трапп, кажется, исчерпал все запасы своего терпения, пока медленно раздевал её и любовался ею. Заполучив же Гиацинту в свое полное распоряжение, он уже не в состоянии был проявлять хоть сколько-нибудь сдержанности.

Она повсюду ощущала его руки, ласкающие её поспешно и жадно. Горячий рот то приникал к её губам, то обжигал шею, плечи или грудь.

В такие минуты Гиацинта полностью утрачивала свою обычную энергичность, становясь покорной и позволяя ему все, чего он хочет. Никто не мог бы противостоять этому напору, да и не было такого желания.

Хотелось тихо растаять в этих руках, как воску на огне.

Бедра Траппа плотно прижимались к её бедрам, и она ощущала, как пульсирует от возбуждения его член.

Ладонь Траппа легла между её ног, и он что-то простонал ей прямо в рот от удовлетворения, ощутив, какой влажной она была.

Правда состояла в том, что она стала такой с той минуты, как закрыла за ними дверь в спальню.

Гиацинта потянула Бенедикта ближе, смертельно мечтая ощутить его внутри себя, и когда он вошел в неё, едва удержала ликующий крик, который рвался из её груди.

Только теперь она поняла, какой одинокой была все эти месяцы.

Трапп двигался быстро и сильно, и совсем скоро крупная дрожь пронзила все его тело. Гиацинта не успела даже отреагировать, как он стремительно скользнул вниз, разводя её бедра еще шире, и его язык затанцевал на изнывающем от жажды наслаждения холмике.

Она запустила пальцы в его волосы, вся раскрываясь навстречу его рту и пальцам, и волны удовольствия накатывали одна за другой, пока она не ослепла и не оглохла, бессильно разметавшись на простынях.

— Прости, — улыбаясь, сказал Трапп, когда к Гиацинте вернулось относительно ровное дыхание. Он положил голову ей на живот и лениво очерчивал указательным пальцем круги на её груди. — Я слишком сильно соскучился по тебе. Но я искуплю свою поспешность совсем скоро.

— Маркитантки нынче не те? — спросила она все еще немного прерывающимся голосом. — В жизни не поверю, что все это время ты жил праведником. Мужчины на войне не отказывают себе в плотских удовольствиях.

— Никаких маркитанток, — Трапп бережно прикусил зубами её кожу.

— Неужели? — она и сама поразилась тому, сколько глупой радости принесли его слова. А ведь ей казалось, что возможные похождения генерала, известного своими любовными подвигами, ей безразличны.

— Продажные женщины меня нынче не интересуют.

— Тогда что ты делаешь в моей постели?

Трапп засмеялся и сел. Она залюбовалась его плечами атлета и поджарым животом. Он не был красивым в привычном значении этого слова, но в нем присутствовал животный магнетизм и притягательная властность.

— Ты, я слышал, теперь очень богатая женщина, — заметил он, склоняя голову и лукаво прищуриваясь. — Так что с репутацией продажной женщины придется расстаться, дорогая. Нельзя иметь все на свете.