Лига добровольной смерти

22
18
20
22
24
26
28
30

– Обдумываю…

– И правильно. Слушай других, но сам живи своим умом.

Раздался осторожный стук в дверь, вошла женщина с наколкой на голове, в белом переднике. Впереди себя официантка толкала столик на колёсах. На столике было расставлено привычное в таких случаях угощение.

– Кофе, чай? – спросила мужчин.

– Спасибо, Анита, – сказал Линд. – Мы сами управимся.

– Пожелаете что, дайте знать…

Когда женщина ушла, Линд расставил чашки, сахарницу с кусочками тростникового сахара, сливочник.

– Что будете пить?

– Кофе покрепче, – ответил Говард.

– Я тоже выпью кофейку.

До того, как перейти в пансионат Лиги Добровольной Смерти, Линд работал рядовым хирургом в городской больнице. Он обладал упорством, быстро набрался опыта и числился неплохим врачом. Однако Гюнтер мечтал подняться по служебной лестнице, разбогатеть и ни от кого не зависеть, никому не завидовать. Верил, что судьба пошлёт ему случай, который обязательно должен произойти по стечению внешних обстоятельств, и Линд добьётся того, чего жаждал иметь.

Судьба явилась в облике доктора Рагнера Тосса, который предложил Линду престижную должность директора пансионата и высокое жалованье. Через пять лет, освоившись на новом месте, Гюнтер Линд понял, что заслуживает большего, время действовать. Нельзя же работать на таком хлебном месте, и остаться без гроша в кармане. У него появились кое-какие идеи по расширению сферы деятельности пансионата, сулившие солидные прибыли.

Приблизив к себе главного врача, Линд наряду с тем, что делали врачи пансионата официально и открыто, потихоньку начал поставлять донорские органы клиникам с высокой репутацией. Доверяя Густаву Стаббу, с ним поставил дело основательно. От продажи донорских органов поступали солидные денежные отчисления на банковские счета, его, Линда, и жены. Линд мог позволить себе с семьёй жить на широкую ногу, тихо приобрёл особняк в пригороде Лондона.

– Вы, конечно, думаете, что в пансионате работают люди без сердца. Лишённые сострадания и человечности. Это не так, Говард. У большинства из тех, кто трудится здесь, есть семьи, детишки. Поверьте, дело наши специалисты исполняют с чувством ответственности и неустрашимости. Да, с чувством неустрашимости. Каждого из нас могут обвинить в жестокости, поскольку в нашем деле грань между праведным поступком и посягательством на жизнь порой невидима.

– Благие устремления нередко начинают переходить на преступный путь, когда появляется корысть, – ответил Говард. – Когда благие намерения забивает жажда наживы. Служение делу превращается в бизнес, обнажая наши преступные действия.

– И вы туда… Хотите жить, как та кошка, которой хотелось бы наловить рыбки, но не хочется замочить лапки. Вы судите о нашей работе по наитию, когда суждение возникает спонтанно, вне всякой связи с действительностью. Мы, Говард, выполняем тяжёлую работу. Мы, как те каменщики, которые долбят скалу, потом тешут камни, ровняют для укладки здания. Мы долбим человеческую закостенелость, добиваясь прозрения и понимания при укладке нового направления практической медицины – пересадки донорских органов. Исполняем свою работу, хочу заметить, с большей чистотой разума, нежели вы. Вокруг обман, нет единения. Читайте Ветхий завет, Талмуд. Мы боремся с таким злом, как недоверие. Ага, вырезаете здоровые органы у человека – убиваете!

Боремся с таким непониманием, осознавая: пусть не сейчас, но через годы труд наш поймут и оценят. Колебаться в нашем устремлении – значило бы потерять самообладание. Полагаете, я не мучился и не страдал, когда приступил к делу? Решимость выполнять то, что выпало на долю, придаёт мне наша действительность, беспомощный мир, похожий на тяжелобольного.

– Но гибнут люди! Питер Тургесен, к примеру! Или Пьер Ростан!

– Давайте постараемся понять друг друга. Личности, которых упомянули, к сожалению, сами о себе не позаботились. Они что, неразумные дети? Видите ли, наивные и доверчивые.

– Их обманули и предали. Вернее, продали.