Очнувшись, Мехмет потащил из-под Зины запачканную кровью простынь, бросил в угол как ненужную вещь.
– Одевайся, – сказал холодным тоном.
Одевшись, Зина вышла из ванны и остановилась, опустошённая и подавленная. Молча сунув Зине двести долларов, Мехмет выпроводил Зину за дверь. Не попрощавшись, не сказав ни слова в утешение. Видимо, старался быстрее отгородиться от случившегося. Побаивался, что девушка вызовет полицию, тогда не сдобровать, врачи по свежим следам определят насилие, тюрьмы не миновать.
В коридоре Зина дала волю слезам. Идти домой она боялась, не знала до конца, что скажет матери, но представляя, какой это будет удар для неё. На лестничном переходе Зина опустилась на ступень, снова разрыдалась.
Мимо проходила уборщица с ведром и шваброй. Увидела убитую горем девушку. Женщина остановилась, поставила ведро на пол, погладила Зину по голове. Зина заплакала ещё горше.
– Уходи, девонька, – сказала женщина. – Уходи скорее. Приедет полиция, заберут тебя в отделение, изнасильничают по очереди. Вместо уплаты штрафа. На такое они, подлюги, теперь горазды. Всяческую совесть потеряли. Словно и не матери их рожали…
– Как мне жить, тётенька? – размазывая ладошкой слёзы по щекам, спросила Зина.
– Не изводи себя. Слезами горю не поможешь. Остепенись, подумай хорошенько, как жить будешь дальше. Не сумела уберечь девичью честь, так ума наберись, не доверяй посулам и словам ласковым. По своим понятиям живи.
Глава 10
Не вняла Зина Калугина совету доброй женщины, и покатилась по наклонной дорожке. Связалась по неопытности с бандитами. Такого натерпелась, подумать страшно. Гоняли они красивую девушку по притонам и саунам. Хорошо, не посадили на иглу с наркотиками. Предлагали, угрозами заставляли, но Зина наотрез отказывалась.
Сколько их, отверженных и униженных, оказалось подстилками, бесправными рабынями секса в смутное безвременье перестроечных лет. Выгоняли сутенёры бездомных девчат на вокзалы и обочины оживлённых магистралей. Притормаживала машина, начинался торг с «мамкой», которая наблюдала за порядком. И покорно ждали подневольные из Тамбова, Иваново или Тулы пока клиенты не подберут себе «товар» по нраву и прихоти.
Увозили пленницу в неизвестном направлении. В бытовках или замусоренных квартирах использовали их, удовлетворяя похоть, заставляли до рвоты делать минет всем по очереди. Плеснут в стакан водки, выпьет девушка, чтобы убрать подкатывающую тошноту, и продолжает то, что от неё требуют.
Доходило до оплаты, избивали и выставляли за дверь пинками, а то и убивали, если жертва поднимала крик, закопают тело на пустыре. Если полиция находила полуживых, то отправляла в больницу. Никому не нужный человек с дурной славой в больничной палате всем мешал, от него пытались скорее избавиться.
И никто… Никто не подумал заглянуть в душу страдалицы, возмутиться несправедливостью, встать на защиту. Подать голос протеста против произвола и беззакония. Никто не заступался по той причине, что в обществе полного бесправия не существовало критериев истины для подтверждения достоверности свершаемого преступления. Рассказать о насилии, жестокости, приводя прямые доказательства, – это не производило на полицию и суд никакого впечатления. Лучше было не говорить ничего и не унижаться в надежде, что со временем всё забудется.
Не миновала горькая чаша и Зину. С той разве разницей, что красивую и статную, приглашали её в сауны или на квартиры мужики состоятельные. Охотники до женского тела, они платили больше, но принуждали девушку удовлетворять прихоти, о которых Зина раньше и подумать не могла. Зина Калугина набралась опыта, ожесточилась, и всякий раз, оценив условия, не упускала случая хитростью извлечь выгоду.
На счастье, приметил Зину вор в законе, а теперь успешный предприниматель Андрей Могила. Старше Зины на двадцать лет, Могила, а по паспорту Андрей Яковлев, относился к девушке бережно, не обижал даже бранным словом. Многое повидавший на своём веку, добрый по натуре, Могила пригрел Зину, и она оттаяла душой. В квартире Андрея почувствовала себя хозяйкой. Зина относилась к своему покровителю с нежностью и без обмана. Ей нравился угрюмый мужчина, скупой на слова, но за грубой внешностью скрывалась легкоранимая душа, доброта проскальзывала в обращении с ней.
В часы покоя, когда Могила оставался с Зиной, он приходил в доброе расположение и просил Зину спеть его любимую песню. Зина брала семиструнную гитару с красным бантом на головке с колками, и под аккомпанемент пела с грустью в голосе:
Убирая утром квартиру, обнаружила Зина под кроватью две золотые монеты царской чеканки. По десять рублей каждая. Зина знала, что в антикварной лавке они стоят дорого, но воровать она не умела даже в трудные дни, когда некоторые девицы, пренебрегая строгим запретом и грозящим наказанием, возвращались с добычей.
Золотые десятирублёвки Зина положила Андрею на стол.
– Откуда золото? – спросил вечером Могила.