В тот момент, когда губы Мира коснулись моих, мир перестал существовать. Сузился до размера песчинки и сфокусировался на единственном важном для меня в этот момент – ощущении волнующего прикосновения губ Мирона. Мысли выдуло из головы. Сердце выдало громкое “тыдыщь”, ломая ребра, а ноги подкосились. Благо, сильные мужские руки меня поймали, припечатав к каменному телу стальной хваткой.
Я понимала, что не должна так реагировать. Должна оттолкнуть. Но не могу. Нет сил отстраниться. Есть только на то, чтобы прижаться еще сильнее. Плотнее. Ближе. Наконец-то, как мечтала, обхватить шею мужчины и запустить пальчики в волосы, щекоча ладошку о короткий ежик на мужском затылке. Ответить на поцелуй. Разомкнуть губы, встречая настойчивый и горячий язык Мира, отдаваясь полностью в его власть, под его контроль. Подстраиваясь, играя, сгорая и сходя с ума от просыпающихся желаний и ощущений, которые волнами растекаются по всему телу, заставляя желать большего. Гораздо большего!
Я исчезла. В этот момент я окончательно и бесповоротно исчезла. Когда умелые губы Мира нетерпеливо кусали и ласкали мои, когда его язык выделывал невероятные вещи, а руки сжимали так, будто он боится, что я вот-вот пропаду, я в этот момент растворилась в затопивших меня чувствах. Утонула в неожиданно захлестнувшем, подобно волне в шторм, осознании. Я влюбилась.
Я, блин, влюбилась!
Окончательно и бесповоротно.
И тем сильнее был удар по сердцу, когда за спиной я услышала тактичное покашливание, а в ушах всплыл недавний шепот мужчины:
– ... твоя очередь… подыграть...
И на меня снизошло озарение: это была игра. Игра на публику. Поддержание легенды. И ничего больше.
Дура, Лера!
Я отстранилась так быстро и резко, что Мирон, не ожидавший такого поворота событий, расцепил свои объятия. Выпустил меня, растерянно уставившись глаза в глаза. Мои щеки пылали, а в груди зачастило сердце. Дыхание было рваным. В душе что-то защемило. Болезненно так, что аж слезы к глазам подступили.
Нафантазировала себе невесть чего, дурочка. Теперь главное, не разреветься на глазах у мужчин. Главное, не дать слабину, потому что глаза щиплет все сильней и сильней, а всхлип все настойчивей рвется наружу.
Приходится дать себе пару мысленных пинков и пощечин.
Отставить слезы, Совина!
Мирон
Клянусь, в этот момент ужасно захотелось прибить Павла за его появление! Не представляю, как сдержался.
Желание, которое вскипятило кровь, моментально трансформировалось в неконтролируемую злость на того, кто нам так беспардонно помешал. Да, я видел, что Броневицкий вырулил из-за угла дома, направляясь в сторону беседки. Да, я планировал просто приобнять Совину и сделать вид, что мы мило шушукаемся, как два до одури влюленных голубка. Но черт!
Меня повело, стоило только оказаться в запредельной близости от желанных женских губ. Сжать в своих руках ее фигурку. Вдохнуть полные легкие уже такого родного, узнаваемого из тысячи и сотен тысяч аромата ее духов, геля, шампуня, да черт его знает, чего! Но это был фирменный запах моей Совиной. Оказаться близко так, как мечтал с самого маскарада. Я напрочь перестал себя контролировать. Сорвался. Отпустил поводья.
Поцеловал.
А теперь… что теперь?
Даже не знаю, что сказать. Лера отскочила от меня так быстро, что мне пришлось приложить все усилия, чтобы встать на горло вопящему собственнику и не гаркнуть на Броневицкого, с которым мы только-только достигли шаткого перемирия.