Сердце ухает в пятки. Ноги спотыкаются, и я резко торможу, врастая ботинками в брусчатку. Не с первого раза попадая по уведомлению, в конце концов выскакиваю в мессенджер. В глазах на мгновение темнеет, когда читаю в переписке с Богданом:
Это было сообщение не от Вероники.
Это Титов написал Юле, которой не писал уже трое суток.
Он понял.
Он проверил.
Я попалась.
Кровь отливает от лица. Я оборачиваюсь. Взглядом безошибочно находя глаза Титова.
Нет, если умирать, то вот сейчас. В этот самый момент. Когда мужчина сжимает в ладони телефон и не мигая, в упор смотрит на меня своим шоколадным взглядом. В груди бьют барабаны, а не сердце. В висках пульсирует кровь.
Я, наверное, должна что-то сказать? Как-то объясниться?
Я, вроде бы, даже делаю робкий шаг в сторону его машины, но…
Меня останавливают. Богдан предупреждающе качает головой. Челюсти сжимает и… злится? Он злится.
Я втягиваю морозный воздух сквозь стиснутые зубы. Черный внедорожник со скрипом шин по свежему снегу срывается с бешеной скоростью с места. Титов уезжает. Молча.
Хотя почему молча? Его взгляд все сказал лучше любых слов.
Одно большое — разочарован.
Глава 17
Ночью у меня поднимается температура. Еще с детства мама говорила, что у меня организм слишком чувствительный к изменениям моего психологического фона. Если Юля счастлива, то светится вся до кончиков ушей. Если Юля страдает, то с полной самоотдачей до последнего мизинца.
Вот и в это раз не обошлось. Меня срубило. Слишком много эмоциональных потрясений за раз, и вуаля — «тридцать семь и семь», перепуганный папа и охающая Люда. Слабость, вялость и апатия. Хотя последнее, полагаю, не столько от температуры, сколько от ситуации в целом.
Я ведь набралась смелости и написала Титову еще раз. Как Юла. Так и не поменяв имени — хотя прятаться уже пропал всякий смысл — спросила:
Какой ответ я хотела на это увидеть, не знаю! Я вообще не была уверена, что мужчина ответит. Но он написал. Поздно ночью: