Звенящая тишина накрывает, когда возвращается слух. И наше тяжелое дыхание. Я распахиваю глаза, встречаясь с его черным. Дышу быстро, надсадно.
Он стягивает с себя белье и достает из тумбочки фольгированный квадратик. Я как завороженная застываю, наблюдая за его действиями. Как натягивает латекс на член. Устраивается между моих ног. Замирает, а я решаюсь на признание.
– Миш, – шепчу, привлекая его внимание.
– М? – поднимает свой взгляд на меня.
– Мне нужно кое-что тебе сказать.
– Прямо сейчас? – его голос совсем охрип.
– У меня никого не было, – говорю, замечая, как зрачки его глаз расширяются. Он сглатывает, чуть отстраняясь. – Понимаешь? Никого. Ты…ты очень большой, – еле выговариваю слова.
– Девственница? – спрашивает, но этот вопрос не требует ответа.
На его лице застывает удивление. Секундная заминка с его стороны, и моя трусиха возвращается обратно. Я вся сжимаюсь в комочек под этим недоверчивым взглядом. Страх накатывает. А затем стыд. Я выбираюсь из-под него и отползаю на другой край кровати.
Боже, что я делаю?
Сползаю с постели, все еще прикованная к его взгляду.
– Мила? – зовет меня он, но меня уже не остановить. – Мила.
Я нахожу свой сарафан и натягиваю на себя дрожащими руками, открываю дверь и вылетаю как ужаленная.
– Мила! – доносится до меня мужской голос, но я уже сбегаю по ступенькам, запинаюсь, и чуть не лечу кубарем, но успеваю ухватиться за перила и закрываюсь в ванной.
Через полминуты стук в дверь, а я включаю воду и затыкаю уши, чтобы не слышать его. Я дура. Полная дура. С ума сошла, Серебрякова. Пялюсь на свое отражение в зеркале. Зачем только сказала про девственнность свою? Кому это нужно? Один только его взгляд чего стоил.
Помру нетронутой, старой девой. Да и черт с ним.
Стыдно-то как!
Снова и снова окатываю лицо ледяной водой, но щеки пылают.
– Мила…
– Со мной все хорошо, – отвечаю. – Уходи.