Поздний экспресс

Олег Викторович лишь вопросительно приподнимает бровь. И тут…

– А не староваты ли вы для нашего сокровища?

Ромка! Скотина! Все сразу затихают, Надя обмирает от того, что может сейчас произойти. А вдруг кто-нибудь по пьяни поддержит Ромку? Что на это может ответить Олег Викторович? Или сделать? И что он вообще подумает о Наде!

– Мой сын, – Витин отец как-то неуловимо выделяет это слово, – попросил меня приглядывать за своим, – снова это неуловимое, но отчетливое выделение интонацией, – сокровищем. Так что прошу извинить, молодые люди, ничего личного. Надо было раньше думать. А теперь это сокровище не ваше, – он обходит машину, открывает переднюю пассажирскую дверцу. – Садись, Надюша. – И, обращаясь к замершей в молчании куче гостей: – Всем доброго вечера.

Никто ему не отвечает.

В машине играет негромкая музыка, но Надину неловкость это не скрадывает. И молчать ей совсем невмоготу.

– Олег Викторович, вы извините. Они же пьяные…

– Надя, – перебивает он, – я понимаю, что мы с Витькой похожи. Но уверяю тебя, что у меня мозги нормально работают, в отличие от моего сына. И я умею видеть, слышать и делать правильные выводы.

– Я понимаю. Но так некрасиво вышло.

– Ты не можешь отвечать за поведение других. Достаточно, что ты умеешь отвечать за себя.

Кажется, теперь она сообразила, что он хотел ей сказать.

– Спасибо, что поняли.

– Пожалуйста, – невозмутимо отвечает Олег Викторович, не отрывая взгляд от дороги.

В машине тепло, комфортно. Мягко урчит мотор, за окном мелькает вечерняя Москва. Но Надя печальна. Она устала от шума ресторана.

– Скучаешь по нему?

Она вздрагивает от неожиданного вопроса. Смущенно отвечает:

– Очень. – Она вздыхает и добавляет с тоской: – Скорее бы уж.

– Через неделю.

– Как? А разве не через две?

– Получается раньше. Виктор мне так сказал.