– Болеет? С чего бы это? Не болеет она, – отвечает недоуменно Люба. – Здорова, цветет и пахнет. Только мозги набекрень, но это ей даже на пользу.
Ах, вот как?.. Цветет, значит?
– Хорошо, спасибо, Любаша.
– Да не за что, товарищ изувер.
Лишь спустя пару минут после нажатия отбоя Люба понимает, что сказала что-то не то. А ну ее, эту Надьку! Предупреждать надо, если ей нужно прикрытие!
Виктора девушки ни разу не динамили. Так вот скучно жизнь сложилась. Сначала их попросту не было, девушек этих. А потом, когда они появились, как-то не возникало у них такого желания, видимо. И поэтому он понял далеко не сразу, что происходит. А когда понял… Да черт с ними, пусть бы его продинамили и бросили все, кто был в его жизни. Только не она!
Время?! Ей нужно время?! Для чего? Чтобы придумать, как аккуратнее от него избавиться?
Кулак с размаху ударяет в стену. Не больно. После привычно отработанных ударов тамишевари[5] – привычно.
Зачем нужно время?! Чтобы понять, что любишь, достаточно одного мгновения. Он знает – это так. Неужели нужна вечность, чтобы понять: любишь? Нет, не нужна. Если любишь, чувствуешь сразу. Значит, нет. Нет любви. Теперь уже костяшками в стену, до крови. Почему нет боли там, в тренированном кулаке? Почему вся боль там, в сердце? Пальцы не болят, лишь слегка онемели. Вот еще так же бы онемело сердце.
Она ему соврала. Он это почувствовал, но не хотел верить. А Люба подтвердила. Не хочет его видеть. Избегает. Прячется. Почему?
Виктор не мнил себя великим знатоком женской натуры – куда уж ему. Но был отчего-то уверен, что Наде с ним было хорошо. В том самом смысле… хорошо. Значит, не в этом дело.
Страшно не хотелось думать, что он для нее – просто один из многих. Сексуальный партнер на один раз, не более. Ужасно не хотел верить, что она такая. Нет, не может быть. Он думал, что для нее это так же, как для него – когда то, что происходит между двоими, сбивает с ног, лишает разума и дыхания, нет его и ее, есть они двое. Так для него и было. А для нее? Неужели нет? Неужели он был просто на один раз? Тот, с кем сегодня?
Кулак снова бьет в стену.
В этот раз немного больно, на обоях остается кровь. Но в душе больнее.
Или… или он все-таки напугал ее? Вот тем своим, первым… когда потерял контроль? Как быстро он забыл о том, каким был с ней. Непозволительно быстро забыл, спрятал под сладостью того, что было потом. Но ведь от фактов не спрячешься, они, как известно, вещь упрямая. Он взял ее силой, взял против ее воли, она не хотела, просила остановиться… Он остановился, в конце концов. Да только сделанного не воротишь. Нельзя отменить того, что он сотворил. Значит, она опомнилась, одумалась. И решила, что он ее недостоин.
Еще один удар в многострадальную стену.
Впрочем, стене всё равно. Ей не больно. Ему – очень. И болят отнюдь не разбитые в кровь костяшки пальцев.
На следующий день он пошел в парикмахерскую, которая находилась в его доме, и там работала чудесная девушка Иришка, которая стригла его пару лет. От стрижки Иринка получала совершенно эстетическое удовольствие, по-черному завидуя его волосам и довольно забавно облекая свою зависть в слова в процессе стрижки.
Когда он озвучил свою просьбу, Ира недоверчиво ахнула.
– Шутишь?