А потом он замолчал – к обоюдному удовольствию. Но когда его поцелуи опустились в район пупка, Макс был остановлен.
– Максимка, иди ко мне… – Она легко потянула его за волосы.
– Чуть позже.
– Макс, пожалуйста… – пришлось уже просить. – Не надо…
– Как это «не надо»… – Макс увлечённо нацеловывал ей кожу ниже пупка. – Очень даже надо. У тебя такой живот красивый.
– Максим…
– Тш-ш-ш… Всё будет хорошо.
– Не надо, – тут она всхлипнула. – Пожалуйста.
Вот на это он среагировал. Оторвался, тяжело дыша. Приподнялся на руках, заглянул в глаза.
– Кирюш, ты чего? Девочки же любят куни. Я не великий умелец, но буду стараться, обещаю.
– Не надо, – повторила она.
– Почему? – Кира успела забыть, какой он может быть невозможно упрямый. Но звуки вдруг перестали складываться в слова. И она просто отвернулась.
Макс смотрел на тонкий профиль на белой подушке, на разгорающийся на скуле румянец.
– Ой… Ой-ей-ей… Кажется, караул. Кира-а-а… Ты что… Тебе ни разу не делали куни?
Она отвернулась еще резче, совсем носом в подушку. Румянец стал и вовсе тёмным.
Его затопила какая-то незнакомая до этого момента нежность. Нежность на грани с душевной болью почему-то.
– Кирюшка… – Он уткнулся лбом в нарисованную сову. – Горе ты моё луковое… А еще хвасталась. А сама даже вон… – вздохнул, обнял крепко за плечи. – Какой же ты у меня ребёнок неиспорченный.
Она всхлипнула в подушку.
– Да не переживай ты так. Сейчас испорчу. Вот прямо не сходя с этого места испорчу.
Она вздрогнула. И через секунду Макс с облегчением понял, что она смеётся.