Вода текла. Илья тер холодными пальцами виски.
Не хотел ни сигарет, ни виски.
Он хотел видеть лицо своего будущего ребенка, хотел взять его на руки, почувствовать тяжесть крошечного тельца.
Ему шестьдесят один…
Ей сорок шесть… И это поздняя беременность.
На смену сумасшедшему желанию иметь ребенка пришел такой же сумасшедший страх. Как Май с этим справится? Что будет с ней? С ее здоровьем? Она ведь не откажется от материнства. Он это знал.
Илья выключил воду. Он сидел на краю ванны и думал. Заставил себя отбросить все эмоции. Только так можно мыслить четко и ясно.
Хорошо, они рискнут. Они оба пойдут по всем врачам и пройдут все обследования. И если для жизни Май будет хоть какая-то угроза…
А если не будет, тогда она дорабатывает свой семестр и берет большой отпуск, плавно переходящий в декретный. Лучше конца семестра не ждать. Но ведь Май не согласится. Или согласится? Он поднимет этот вопрос. Это важно. На лето он увезет ее за город на чистый воздух. И никаких волнений. Прогулки, сон, здоровая еда.
И никакого самолета с перепадами давления при взлете и посадке. В Питер они поедут на «Сапсане». Он не оставит ее здесь одну без присмотра.
Глава 7
Народная мудрость «Утро вечера мудренее» оправдала себя. Утром в голову вернулось некое подобие порядка. Это стало ясно уже за завтраком. А до того, проснувшись, они лежали с Ильей в постели и долго и молча смотрели в глаза, повернувшись лицом друг к другу. Он протянул руку и коснулся пальцами ее щеки. Они не сказали ни слова. Но знали, что оба думают об одном и том же. О ребенке.
Завтрак прошел как обычно. Илья ушел на работу раньше. Перед уходом, поцеловав, тихо сказал:
– Береги себя.
«Береги вас», – захотелось поправить Майе. Но вместо этого она вернула поцелуй и напутствие:
– Помни про УЗИ.
Таня не могла четко определить свое эмоциональное состояние. Первый шок от новости прошел, потом наступило какое-то притупление реакции. Ни о чем не думалось, ничего не слышалось. Эфир проплывал мимо, как облака за окном. Треки ставила на автопилоте. Со слушателями разговаривала, механически задавая вопросы и плохо понимая, что они говорят в ответ. Если бы не Женечка, дело стало бы совсем худо. Тема эфира бодрости не добавляла. «О чем мы сожалеем». О чем сожалела Таня? И сожалела ли? Она не знала.
Должны ли были ее родители все рассказать сразу? Было ли у них свое право молчать? Таня снова и снова проживала знакомство Ильи с папой и мамой – тот тяжелый вечер, а потом свое знакомство с его родителями, а потом вчерашний разговор и все, что последовало за ним.
Таким пьяным Ваньку Таня не видела никогда. Чтобы вот совсем. Чтобы он на ногах не стоял. О том, чтобы отправить брата домой, и речи быть не могло. Как-то сразу стало понятно, что диван в гостиной в эту ночь пустовать не будет, а Модесту Ильичу придется поделиться жилплощадью.