– Есть вероятность, что в клинике мы будем лечиться втроем. Ванька с какого-то перепуга перебрал и останется ночевать у Тани.
– Он влюблен, – ответила Дуня, – и там что-то не ладится.
А с коньяком все-таки пора заканчивать. Она взяла недопитую бутылку, закрыла ее и поставила в шкаф со словами:
– На сегодня достаточно событий… и коньяка.
После этого нажала на кнопку чайника.
Перед сном Дуня привычно водила пальцем по плечу Ивана, повторяя орнамент татуировки. Переживала. За мужа, за дочь, за сына…
– У Ваньки все наладится, – Иван словно ответил вслух на ее мысли. – Он весь в меня, такой же в любви везучий.
И Дуня улыбнулась.
А сегодня позвонила Таня, и они должны встретиться. И поговорить.
В половине пятого на «Третьяковской» было людно. Впрочем, как всегда. Дуня думала, что они пойдут в кафе и поговорят за чашкой чая или кофе. Однако, встретившись, мать и дочь, не сговариваясь, повернули на Пятницкую. Молчали. Дуня смотрела на дочь. Таня изменилась. Жизнь собственным домом меняет, а Таня уже жила собственным домом и собственной семьей. Это чувствовалось.
День был по-настоящему весенний и совсем уже апрельский. Дуня шла рядом с дочерью и думала о том, как резко изменилась их жизнь за последние месяцы.
– Помнишь, ты мне перед Новым годом давала коробку конфет? – начала разговор Таня, и голос ее звучал глухо.
– Да.
– Ты ведь тогда знала, что я собиралась на знакомство с родителями Ильи, правда?
– Я догадывалась.
Они помолчали, потом дочь задала следующий вопрос:
– Ты думала о том, что меня могут выгнать?.. Ты могла меня предупредить?
Дуня ответила не сразу. Они шли по тротуару, мимо ехали машины, город казался шумным. А в голосе дочери звучало обвинение.
– Я очень верила, что все пройдет хорошо, – Дуня тщательно подбирала слова. – Вы с Ильей… вы настолько… на вас достаточно взглянуть, чтобы понять, как вы счастливы. Я подумала, что Илья… Юльевич это тоже увидит и не захочет разрушить ваши отношения. Он любит сына.
– Откуда ты это знаешь?