– Если бы ты только знала, как все это странно слышать от тебя… – Таня внимательно рассматривала салат.
– Я понимаю.
Они некоторое время молчали, отдавали дань салату, а потом Дуня перешла к другой теме:
– Я хотела поговорить с тобой о свадьбе и о некоторых организационных моментах. Это важно, особенно с учетом того, что… с учетом прошлого.
Корзина для бумаг полна смятых и исчерканных нотных листов. И две разгрызенные ручки. Он стал грызть ручки – куда дальше-то? Разве что ногти грызть.
Илья раздраженно оттолкнул учебник по композиции. Посидел, упершись в сомкнутые руки. А потом подтянул учебник обратно и открыл его. Илья изучил многие композиторские техники, но не хотел становиться апологетом ни одной из них. Он искал новый, другой, свой собственный язык, который был бы одновременно современным, но при этом не отрицал бы великих достижений прошлого. А еще ему нужны были выразительность мелодии и четкость письма. Задача амбициозная, особенно для начинающего композитора. Но легких путей нам не нужно.
Илья еще раз пролистал учебник. Потом взялся за последний вариант пьесы. Достал из стаканчика новую ручку и категорически запретил себе ее грызть. Он смотрел то на ноты, то на клавиши рояля. Иногда ему казалось, что он нашел этот язык. И под покровом музыки пьесы таится сложнейшая конструкция, математически просчитанная и выверенная до мелочей. А иногда одолевали мысли, что это все никуда не годная бесхребетная чушь.
Илья положил руки на клавиши – но так и не решился перейти от нот к звукам. Снова полез в учебник. Учебник предлагал использовать технику «прогрессивного роста», основанную на концепции памяти, предложенной Марселем Прустом. Илья даже взялся штудировать «В поисках утраченного времени», но на третьей книге бросил. Ибо не понимал в ней решительно ничего. И снова вернулся к учебнику. Если следовать этой технике, то музыкальные темы должны рождаться постепенно, словно образы, всплывающие в памяти. Причем не всегда в точном виде.
Илья прикрыл глаза и все-таки опустил руки на клавиши.
Что всплывает из памяти?
Мужское лицо, искаженное сердитыми словами, которые он произносит. У него яркие темные глаза – такие болезненно знакомые. И почему-то совсем нет седины в голове, хотя этот человек говорит о прошлом. О там самом прошлом, которое…
…которое хранится в семейном фотоальбоме. Илья не предполагал до сегодняшнего дня, что так отчетливо помнит этот альбом. И некоторые фотографии из него. Например, снимки, сделанные в день свадьбы его родителей. Красивые, молодые – особенно мама. Для Ильи это было начало начал. Момент сотворения его личной вселенной, когда было сказано: «Да будет так».
А теперь оказывается, что до начала времен было что-то еще. Нет, если рассуждать логически, то можно предположить, что у родителей была какая-то жизнь до встречи. Особенно у отца – он старше. Но Илья никогда не думал о том, как жили его родители до встречи. Потому что они для него непостижимо были чем-то единым, неделимым целым, никогда не существовавшим по раздельности.
А теперь – он не мог об этом НЕ думать. Вот отец – тот, тогдашний. И та женщина. Мама Тани. Какой она была в те годы? А его мама? Она об этом знала? И если знала, то как пережила?
Прошлое – это сундук Пандоры. Его открыли. И теперь оттуда сыпется, катится, летит.
По клавишам полетели пальцы. Рассыпались и покатились по полу карандаши, ручки, нотные листы. Но финальный вариант пьесы сложился.
Илья сыграл финальный вариант пять раз, варьируя темпы. И в целом остался доволен. И наконец оглянулся. Какой же бардак он устроил…
Илья встал, поморщился затекшей спине. И обнаружил, что он не один. В арке гостиной стояла Таня.
Он подошел к ней, поцеловал в щеку.
– Ты давно дома?