Илья позвонил. И даже приехал. Вот прямо в воскресенье и приехал – потому что на грядущей неделе будет так же плотно, как и на минувшей. Осень, начало музыкального сезона, репетиции, выступления, записи. И все это должно быть сделано идеально.
А еще – Таня. Теперь у него есть Таня. Танечка.
– Мне вчера звонил Савелий Павлович, – мать накладывает ему рулет и салаты.
– Да? – Илья уже знает, что за этим последует.
– Сказал, что видел тебя в пятницу на «Ромео и Джульетте».
– Да, все верно, – Илья взял тарелку и поставил ее перед собой.
– И? – мама села на свое место и подперла рукой щеку.
– Ты, конечно, была лучшей первой скрипкой, но Савелий Павлович вполне справляется.
– Юня! – мама теперь редко называла его детским прозвищем. И сейчас это звучало почти сердито. – Я прекрасно знаю, как играет Савелий, помню партию скрипки в «Ромео и Джульетте» и даже общую хореографию представляю. Не трудись пересказывать! Меня интересует – кто она?
Илья повозил вилкой по листьям салата. Поднял глаза на отца. Да, папа, ты прав. Что-то рассказать надо.
– Итак? – медоточиво спросила мама.
– Итак, – вздохнул сын. – Она звалась Татьяна.
– Татьяна, – мама с глубоким вздохом откинулась на стуле. – Прекрасное имя. Пушкинское.
– Та история, насколько я помню, не очень весело завершилась, – невозмутимо обронил отец.
– Ай, это было двести лет назад! – к маме снова вернулось ее обычное расположение духа. – Ну что же мы не едим? Остывает же.
Таня летала, Таня парила, ей казалось, что за спиной выросли крылья.
Разве у простых смертных крылья бывают? Оказывается, да.
На нее теперь странно поглядывала не только мама, но и брат. Странно и подозрительно.
– Я смотрю, ты в Большой удачно сходила, – сказал он как-то, присоединившись на кухне, где Таня пила чай. – Что теперь на очереди? Третьяковская галерея?
– Ты что-то имеешь против? – она слегка приподняла бровь.