Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

22
18
20
22
24
26
28
30

Отправив Пашу заниматься обзвонами фирм, Дуняша скинула на флешку файлы, принесенные вчера Тобольцевым, отключила компьютер, положила в сумочку красный телефон и уехала домой. Все равно надо переодеться. Поработает дома над эскизами окон, а потом свяжется с Тихим.

Она знала, что, дав Паше творческое задание, которым занимается сама, – бросила ему вызов, разбудила азарт творца. Дуня не в первый раз прибегала к такому способу родить замечательную идею. Они трудились вместе над одним и тем же, держа в тайне собственные наработки, а потом одновременно выкладывали их на стол. Как правило, окончательный вариант вбирал в себя идеи обоих авторов и всегда был нестандартен.

В половине пятого Дуняша сделала рабочий перерыв и набрала номер ресторатора.

– Тихон Аристархович, добрый день. Это Евдокия Лопухина.

– Добрый, Евдокия, – бархатный голос из трубки обволакивал.

– Тихон Аристархович, вы на месте, в «Тине»? Могу я к вам подъехать… минут через тридцать-сорок?

– А почему бы и нет, Дуня? Если минут через сорок и если нам хватит часа – приезжайте.

Почему-то на ум сразу пришли пирожки и ароматный чай. Пришлось отгонять видение и пообещать себе купить на ужин парочку булочек, хоть это и вредно.

– Мне буквально на пять минут, Тихон Аристархович. Передать вам телефон Тобольцева. Он вчера забыл трубку в моем офисе. И где его найти, я не знаю. Вот подумала, что вы-то уж точно найдете. А то Ивану Ивановичу весь день звонят и звонят, – Дуня посмотрела на выключенный телефон и уточнила: – До обеда, во всяком случае, звонили.

В разговоре образовалась еле заметная пауза. Почти невесомая, но она ее все равно почувствовала, а потом Тихий неторопливо заговорил:

– Вот как… А я-то думал, что вы меня хотите уже порадовать… предложениями. Завозите телефон, без проблем. Передам в целости и сохранности.

– Я порадую, обязательно, – пообещала Дуняша и, прежде чем отключиться, добавила: – Спасибо!

Ну что же, значит, с работой на сегодня закончено. Ее ждут «Тинъ», пирожки и солнце за окном.

Дуня открыла гардероб и окинула взглядом висевшую в нем одежду.

* * *

От всей наведенной дома красы неземной практически ничего не осталось – все слизал имени В. И. Ленина Московский метрополитен. В ресторацию к другу Иван влетел взмыленный, растрепанный и почти растерзанный. Зато с каталогом и преисполненный гениальных идей.

Которые неблагодарный свинтус Тихий не оценил. Что-то бурчал, высказывал всевозможные сомнения, подозрения и недовольства. Ваня уже начал всерьез свирепеть – настолько это все было не похоже на очень точно распоряжающегося своим рабочим временем Тина. А потом вдруг: стук в дверь – знакомый почти до мурашек голос – «Можно?» И все встало на свои места.

Яркие цветы на юбке-клеш. Талия у Дуни такая тонкая, что вдруг появляется зуд в руках – проверить, сомкнутся ли пальцы. Кофточка желтого солнечного цвета облегает, обтекает, обнимает то, что очень даже надо облегать и обнимать, – точеные и одновременно круглые плечи, изящные руки и… Все-таки у женщины должно быть там именно так! А не «суповой набор», по аттестации Олега. Он так и характеризовал участниц – «суповой набор из Екатеринбурга за сто двадцать», «набор для холодца из Ростова за сто восемьдесят».

В общем, совсем не бизнес-леди, которая садилась в черный «мерседес» и клала на колени пакет цвета тиффани.

И еще голубые балетки. Иван терпеть не мог эту обувь, но на Дуниных ногах она смотрелась… на своем месте. И все это вместе – юбка в желто-малиново-бирюзовых цветах, цыплячья кофточка и школьные балетки – почему-то согрело. Красиво. Тепло. Радостно. Смотреть – не насмотреться.

Так не дали же налюбоваться. Тин издал свой фирменный то ли хмык, то ли хрюк. Иван бросил сердитый взгляд на друга. Мог бы и предупредить! Желание пригладить волосы и поправить воротник рубашки удалось подавить, но Тихому достался еще один сердитый и укоризненный взгляд Ивана Тобольцева. На что Тин ответил традиционно – изобразив на своей наглой щекастой физиономии выражение крайне невинного изумления. Все, кто знал Тихона Тихого хотя бы один месяц, этому выражению его лица никоим образом не верили, но Тин все равно регулярно упражнялся в его изображении.