Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

22
18
20
22
24
26
28
30

Дуня улыбнулась, а Иван наконец поравнялся с ней и пошел рядом.

– Так куда ты меня ведешь?

– К нулевому меридиану, – ответила Дуняша. – Знаешь, мне кажется, что если город тебя принял, то в нем обязательно есть нулевой меридиан. Твой личный. Отправная точка, с которой все начинается.

Они остановились на улице Рождественке перед красивым классическим особняком, украшенным вставками из мозаики.

– Для меня нулевой меридиан в Москве – это мой институт. С него началось все: учеба, самостоятельная жизнь, дружба, школа…

– Школа?

– Да. Школа. Школа жизни. Мне кажется, что почти все, что есть в моей жизни теперь, я получила здесь. Пойдем.

Дуня зашла за ограду и оказалась во внутреннем дворе. Она остановилась перед дверями, зная, что дальше без студенческого билета ее не пропустят, и заглянула в окна.

– Странно… кажется, еще вчера я сама была там, искала учебники, обсуждала семинары, договаривалась о походах в кино, прогуливала лекции, а сейчас за окном совсем другие молодые люди начинают свои жизни. И это для них жизнь бьет фонтаном, это им все ново и интересно, и это у них все впереди.

– А у тебя? – спросил Иван, стоя за спиной. – Разве у тебя впереди нет ничего?

– Много всего. Но у них гораздо больше. Институт – это, наверное, первые уроки на прочность, на честность, на зрелость, на принятие важных жизненных решений. Обязательно – на дружбу… Да, – Дуня отвернулась от окна и коснулась рукой стены. – Это мой нулевой меридиан.

Она не смотрела на своего спутника, но знала, что он ее внимательно слушает. Некоторое время она молчала, а потом подняла глаза и улыбнулась:

– Пошли дальше?

С Рождественки Дуня и Тобольцев свернули на Кузнецкий Мост.

– Видишь, сейчас среди мостовой стоят скамейки, образуя пешеходную зону, а когда-то такого не было. Зато зимой на улице стояли художники с замерзшими носами и руками и продавали свои акварели. У меня в памяти почему-то остались ирисы. Хотя было много разных работ, но запомнились именно они. Наверное, потому что очень хотелось их купить. Только бедным студентам многое недоступно. А вот этот магазин, – Дуня показала на противоположную сторону, – раньше назывался «Английская книга», и в нем всегда продавались очень интересные альбомы по искусству и англоязычная литература. И там тоже было все очень дорого, но как-то… совсем уж необыкновенно. Когда что-то не ладилось, я заходила сюда и просто ходила между стеллажей, разглядывая обложки. А в конце учебы все же накопила денег и купила маленький альбом «Прадо». Сейчас здесь тоже продают иностранную литературу, но внутри все совсем по-другому. Того магазина нет.

Пока она говорила, Кузнецкий Мост остался позади, а чуть позже показалась Петровка.

Это было какое-то чудо. Улицы гудели, наполненные потоком людей и машин, а Дуня в легких голубых туфельках порхала, умудряясь не сталкиваться с идущими навстречу, она шла по своим дорогам, здоровалась с дорогими сердцу местами, и улыбка не сходила с ее ставшего вдруг девчачьим в майских веснушках лица.

Легкость, счастье, свобода. Словно возвратилась юность.

– А вот художественный салон. Первый, в котором я побывала в Москве. Представляешь, что это было для девочки из маленького городка Пензенской области? Столько альбомов, красок, карандашей, кисточек. И все в одном месте! У нас же были уроки изобразительного искусства в институте. Основы, – она вдруг резко обернулась. – Ты должен понять, ведь ты фотографируешь. Меня всегда завораживали цвета и их сочетания. В фотографии и в интерьере очень важны цвета, и оттенки, и полутона, и плотность и прозрачность тона. Но впервые с миром цвета я соприкоснулась вот здесь, когда вошла внутрь и увидела много-много самых различных красок. Этот салон – тоже часть моей Москвы. А через дорогу, видишь, отель?

Конечно, Иван видел.