И дальше Дуне ничего сказать не дали. Ваня обнял и прижал ее к себе, крепко-крепко. И она снова почувствовало нечто неуловимое, но очень важное, что было там, в выставочном зале, когда он держал ее в своих руках. Единение. Когда объяснений не нужно, все слышится и понимается безмолвно – сплетенными руками и прижавшимися друг к другу телами.
– Дуня, Дунечка, Дуняшка…
В этот раз все было не так. Все было очень медленно – они изучали, узнавали, открывали друг друга. Каждая впадинка, каждая родинка, каждая задержка дыхания. Научиться слышать друг друга, понимать по еле уловимому вздоху, разрешать все, дать возможность познать себя, получить взамен то же самое.
И прерваться, чтобы встретиться глазами.
–
–
–
–
А потом продолжить вновь… каждая впадинка, каждая родинка…
Пока наконец Ваня не перевернул ее на живот и не прошептал, рождая россыпь мурашек на женской спине и руках:
– Я хочу видеть твоих бабочек…
Он был нежным и неторопливым, давая ей возможность насладиться каждой волной, легкой, затапливающей, лишь усиливающей томление, и только в самом конце приподнял свою Дульсинею, крепко прижав, и перестал сдерживаться, быстрыми резкими движениями доведя обоих до оглушающего финала.
Еще вчера она не знала, что можно коснуться неба. А сегодня держала его в своих руках – вместе с облаками и слепящими лучами.
А слов было не найти. Подходящих. Поэтому – просто постоянно прикасаться друг к другу. И когда собирали разбросанные вещи, и когда принимали душ, и когда все-таки спустились поужинать.
Слова никак не приходили. А руки никак не разнимались.
И только уже совсем поздно, когда Дуня, почти засыпая, доверчиво прижалась к его боку, сорвалось:
– Скажи это еще раз. Я хочу услышать.
– Что сказать?
– Спи, царица моя. Спи, моя Дунечка.
Перед открывшимися глазами стояла знакомая картина: гостиничный потолок и тусклое сентябрьское утро. Привычное утро, привычный потолок. Но что-то определенно было иначе.
ebooksa