Я дважды моргаю.
О боже.
Мое лицо и шея вспыхивают, когда я понимаю, что, по его мнению, я здесь делаю. Мне и раньше приходило в голову поиграть с собой, но я всегда отговаривала себя от этого, в основном потому, что боялась, что будет больно. Но чтобы он думал, что я буду делать это, пока я принимаю душ, причем достаточно громко, чтобы он мог услышать, — это просто ужасно.
— Это не… я просто массировала свои больные мышцы, — шиплю я. — Я не… я не делаю этого!
— Конечно, не делаешь, — с сарказмом говорит он.
Прислоняется к двери и сжимает челюсть, отчего его острые кости еще больше выделяются. Он скрещивает мускулистые руки на груди, изучая меня, и наклоняет голову в сторону, а я чувствую, как мое лицо становится все горячее.
Быть таким привлекательным, как он, должно быть противозаконно, потому что это точно противозаконно — испытывать к нему влечение, особенно учитывая, что мы живем в одном доме и делим стену в спальне.
Его глаза сужаются, заставляя меня ерзать, пока он изучает мое лицо, а затем вскидывает брови, когда понимает, что я не лгу.
— Ты не трогаешь себя? — спрашивает он, недоумевая.
— Нет, — твердо отвечаю я, мое лицо обжигает жар.
— Хм, — он отталкивается от двери и подходит ближе, наклоняясь так, что мы оказываемся на уровне глаз, — я тебе не верю, солнышко.
— Не называй меня так.
Я поджимаю губы.
Он игнорирует меня и продолжает.
— Ты хочешь сказать, что никогда не прикасаешься к себе? Ни капельки, солнышко?
Колеблюсь и думаю, не солгать ли ему. Мне стыдно, что в моем возрасте у меня до сих пор не было секса, не говоря уже о том, чтобы трогать себя, и я думаю, изменит ли это его взгляд на меня. Но я понимаю, что я ему даже не нравлюсь, так что неважно, что он об этом думает.
— Нет, ни капельки.
Он хмурится, прежде чем выпрямиться и задумчиво потереть подбородок.
— Почему нет?
Я пожимаю плечами.