Дрянная девчонка

22
18
20
22
24
26
28
30

Я предположила, что это сказала женщина, которая отошла от унитаза.

– Нет, просто уже знаю, что вы ответите мне на вопрос: «За что сижу»…

– А мы еще не спрашивали, – напомнила Тишкина. – Ждем, когда сама поведаешь.

– Марта Никитина, статья сто седьмая, убийство, – ответила я бойко мысленно заученную, пока бродила по коридорам, фразу.

– Проходи, Марта! – разрешила Тишкина и показала рукой на второй ярус.

Я забросила матрац на шконку и стала расправлять.

– Кто дело ведет? – спросил кто-то.

– Максимович, – ответила я.

– У-у-у! – посочувствовал кто-то.

Цепляясь ногтями, морщась и кряхтя, я с грехом пополам расправила матрац и забралась на свое место. Пока все было более-менее сносно. Меня не били, не морили голодом и не обливали водой. Вполне себе нормальное отношение. Только вот даже такого мне не надо. За что я вообще должна дышать этим воздухом, лежать на комковатом матраце и ходить в общий нужник? Я не убивала Наташку и теперь должна требовать, чтобы в моем деле как можно быстрее, да что там, немедленно разобрались!

– Хахаля небось своего приголубила чем, а он спекся? – спросила неожиданно Тишкина.

– Нет, подругу.

– Из-за хахаля, – продолжала она перебирать варианты.

– Нет, не из-за хахаля, а из-за… – Неожиданно я осеклась. А ведь, выходит, права Тишкина. Если бы я убила Наташку, то из-за Антона, а это на тюремном жаргоне и есть «хахаль».

– Я не убивала, просто мы подрались, – сказала я.

– Серьезная девка, – со знанием дела проговорила Тишкина. – Если подралась и есть труп, то это уже точно убийство…

– Нет! Она не умерла, когда я была там…

– Так ведь сразу редко кто умирает, некоторые неделями живут. – Тишкина показала взглядом в дальний угол камеры и стала объяснять: – Вон, Валька, отмудохала своего сожителя и дальше пить стала. А он в реанимации еще две недели валялся. Следак все ждал, что будет. Как помер, ей сразу статью о нанесении тяжких поменяли на убийство…

– Так не только Валька, – с возмущением сказала женщина, которая лежала подо мной на первом ярусе. – У меня та же петрушка.

Я свесила голову вниз. Эта была женщина лет тридцати со смуглым, как у цыганки, лицом.