– Вы подтверждаете, что в ходе ссоры нанесли гражданке Сальниковой три удара утюгом по голове?
– Что? Какой утюг? – недоумевала я. – Да и откуда ему там взяться?
– Надо полагать, стоял на гладильной доске, – предположил Максимович.
– Какая гладильная доска в коридоре? – изумилась я.
– Так, – протянул он и предложил: – Давайте по порядку…
– Как это? – не могла я взять в толк.
– Вы были сегодня на квартире, где проживаете с гражданкой Сальниковой?
– Была, – подтвердила я.
– Как и при каких обстоятельствах?
– Все рассказывать? – поинтересовалась я, размышляя, стоит или нет следователю знать о моем желании пойти учиться в школу для жен богатых мужчин. В конце концов, я пришла к выводу, что для того, чтобы объяснить происхождение денег и то, почему мы с Наташкой поругались, придется рассказать все… «Стоп! Так, выходит, она убита!» – наконец осенило меня.
– Постойте! – Я подалась вперед, чтобы лучше видеть глаза следователя. – А что с Наташкой?
– Ее обнаружили после вашего визита мертвой в вашей комнате, – устало объяснил следователь.
– Так вон оно что! – протянула я и заявила: – Я ее точно не убивала!
– На вашей одежде при первичном осмотре обнаружены бурые пятна, похожие на кровь, – стал перечислять он. – Утюг отправлен на экспертизу. Я думаю, на нем ваши пальчики…
– Конечно, есть! – подтвердила я. – Ведь утром гладила ветровку, когда собиралась к Галине Рольгейзер…
Неожиданно я поняла, что взрослею. Это ощущение пришло с опознаванием того, что я попала в переплет, где уже не место безответственности и несерьезности. Здесь все по-настоящему и по-взрослому. Здесь рождаются и умирают люди. А если это происходит не естественно, то виновный в этом несет наказание. И оно тоже не детское. Тебя уже не поставят в угол и не отругают. Тебя посадят в тюрьму, где ты проведешь лучшие годы, а когда выйдешь, то будешь уже никому не нужна. Отчего-то я вспомнила уборщицу в нашем магазине. Маленькая, неприметная, всегда в сером, она приходила тенью, молча мыла полы, драила в туалете унитаз и уходила, чтобы в конце месяца расписаться в нижней строчке нашего списка на получение денег. И от вида той суммы мне всегда было жаль ее…
– Это мое будущее, – прошептала я. – Только очень далекое…
От мысли, что даже обычной уборщицей я смогу работать лишь лет через десять, из глаз брызнули слезы.
Меня снова стали водить по коридорам и по этажам. Везде, где сопровождавший меня полицейский что-то делал, он обязательно называл мою фамилию и говорил: «Для ИВС…» Он даже сводил меня к врачу. Конопатый доктор заставил раздеться, после чего послушал меня эндоскопом, померил давление и приказал одеваться. Все происходящее казалось мне сном. Относительную ясность голова приобрела, когда меня перевели в ту часть здания, где располагался этот самый изолятор. Мне доходчиво объяснили, что я буду в нем находиться до суда, который и определит, как и где меня держать дальше. Еще я успела понять, что после него всего два пути: меня могут выпустить, а могут отправить в следственный изолятор для ожидания уже другого суда, того, на котором назначат срок. Только вот садиться в тюрьму я не только не хотела, что естественно, но и не собиралась. Я была уверена, что полиция разберется и меня выпустят…
Глава 27