Гоушен перенес руку к животу, и она попыталась понять, что же он показывает.
— Меня… тошнит?
Гоушен затряс головой и обхватил свою шею руками.
— Меня… Душит?
Гоушен вытаращился на нее:
— Что ты несешь, презренная? — нарочито грубым голосом вопросил он.
— Простите, господин, от страха перед вами, должно быть, повредился разум…
Гоушен сделал вид, что думает, затем подошел к столу и, взяв что-то, бросил Мейлин, словно подачку. Сам же, проходя мимо нее, незаметно сунул ей в руку кусок мяса. Мейлин сделала вид, что подняла это с пола, и жадно вцепилась в него зубами, чувствуя, как голодные судороги наконец отпускают желудок.
— Ешь-ешь… — хмыкнул Гоушен, — тебя сегодня ждет длинная ночь.
Девушка краем глаза заметила, как тень за шатром двинулась и исчезла.
Гоушен подошел ближе и присел рядом с ней.
— Прости, — теперь его голос был совсем другим. — Хозяин сказал, что казнь тебе отменили с условием, что все будут думать, что я над тобой издеваюсь.
Он вжал голову в плечи, словно боялся, что Мейлин отвесит ему подзатыльник.
— А Её Высочество? Как она? — сейчас это было главное, что ее интересовало.
Гоушен вздохнул и посмотрел на Мейлин с сожалением.
— Ее Высочество обвинили в отравлении императора и заточили в темницу.
— Что? — Мейлин ахнула, но Гоушен тут же зажал ей рот ладонью и, вытянув шею, стал озираться.
— Тише, за нами все еще следят, — шепнул он. — Не переживай, мой господин не допустит, чтобы с твоей принцессой что-то случилось. Ой, прости… — Он резко одернул ладонь, поняв, что без спроса трогал девушку. А затем вдруг улыбнулся: — Неделю теперь эту руку мыть не буду, — и он заразительно улыбнулся.
Мейлин не слишком доверяла Вей Луну, а странному Гоушену и подавно, но похоже сейчас, эти двое был единственными, кто мог хоть как-то помочь принцессе Лю Луань и ей самой.
— У тебя все руки в синяках, — помрачнел Гоушен, указывая на ее запястья. Когда стражники тащили Мейлин в темницу, они особенно не церемонились. — У меня с собой заживляющая мазь есть, хочешь, я помажу?