— Кто знает. Про Карлицу в Википедии ничего не сказано.
— Всё шутишь. Ты же ее придумала, должна знать, что с ней было дальше.
— Должна. Но не знаю. История впустила меня ровно до этого мгновения. А дальше занавес. Или конец фильма. И можно только гадать, бежала ли Карлица вместе с Герцогом, Герцогиней и младенцем из Мадрида, вырос ли ее сын и передал по наследству красное кольцо Изабеллы Клары Евгении? Или ненавидевший Карлицу Хуан Хосе в этом был с Марианной един, и ребенка задушили или умертвили иным способом? Кто знает…
— А Агата?
— Агата… Про Агату ты лучше моего знаешь, ты же мне про нее рассказала. Продавать картины под именем мужа она дальше не могла. Женщин в живописцы тогда не принимали. Так и остались «новым Хогволсом» только те картины, что она успела написать за девять недель после взрыва. И которые дорисовывал и правил Йоханес.
Картина без подписи Агата Делфт. 1654 год
— И что ты теперь делать будешь?
Йоханес подносит руку к ее волосам, не решаясь прикоснуться.
— Нечего мне делать. Гильдия этого калеку за Ханса признала. Благодаря тебе…
Надо сказать ему спасибо. Но как благодарить за подлог?
— Дальше только картины Ван Хогволса продавать.
Йоханес смотрит на нее.
— Как ты столько картин написала?
— Незаконченные были. У мужа краски утаскивала по чуть-чуть. Старые кисти. Испорченные холсты. И когда он в мастерские уходил, здесь писала. А потом…
Агата пожимает плечами. Ей самой уже хочется, чтобы он коснулся ее лица. Как же ей хочется, чтобы он коснулся.
— …потом голод и холод подгоняли. Пришлось дописать.
— Кто учил?
Йоханес убирает руку, так и не коснувшуюся ее лица, берет свечу, подносит ближе к холсту с наброском картины, которую она собиралась писать этой ночью. Зеркало напротив мольберта. На портрете она сама.
— Отец показывал что-то…