Театр тающих теней. Под знаком волка

22
18
20
22
24
26
28
30

Только бы не стошнило в святая святых — Приемном Покое самого Короля!

Только бы дотянуть до заветных дверей! Дальше не так страшно. Страшно, но не смертельно.

Только бы дотянуть!

Так и идут они к выходу из Королевских Приемных Покоев, оставляя на коврах и мозаичных плитах капли крови, капающей из разодранных ножек Карлицы.

И только тяжелая дверь захлопывается за ними, как к каплям крови прибавляются комья рвоты, падающие прямо под ноги той, под чьими фижмами она спасается.

Карлицу тошнит прямо на ходу. Каким-то чудом она умудряется плохо слушающимися, расцарапанными в кровь ножками делать огромные шаги, дабы поспевать в такт широкому шагу Воинствующей Дамы, и изрыгать из себя так, чтобы не сбиться с этого шага. Но семейная пара, шокированная собственным вопиющим нарушением протокола, на ее счастье, вони из-под юбки супруги не замечает.

Дотянув под фижмами до поворота в восточное крыло дворца, присев на корточки и почти распластавшись на грязном полу, Карлица выскальзывает из-под юбки Воинствующей Дамы. Рядом за углом ее тайное место, где можно укрыться и позже с темнотой прокрасться в покои Герцогини.

Но укрыться Карлица не успевает. Утыкается в сапоги с инкрустированными шпорами.

Чья-то сильная рука хватает ее за шкирку и поднимает над землей. На уровень глаз держащего. И Карлица с ужасом понимает, что это… Бастард!

Сицилиец! Хуан Хосе!

Внебрачный сын короля и «какой-то там актрисульки».

Который на другой стороне.

На другой стороне от ее обожаемой Герцогини.

Главный ее противник.

Ее враг.

Значит, и ее, Карлицы, враг.

Глаза его теперь близко-близко к ее глазам — со своего роста она никогда так близко не видела ничьих глаз.

Темные. Холодные. Злые. Или не злые, а ей только так кажется. Тонкий нос, тонкие усы. Ухо с широкой мочкой, внутри ушной раковины волосок торчит. Небольшая борода, повисшая на раздвоенном подбородке, будто клок волос состригли с головы, а он не упал, прилип. Тонкая шея. Кадык, упирающийся в квадратный стоячий воротник, такой широкий, что на нем можно разложить бумагу и писать.

Держит ее за шкирку, как пойманную в спальне крысу.

Держит на весу, а комья рвоты продолжают изрыгаться из нее и падать теперь уже на сапоги Бастарда. Начищенные до блеска сапоги с инкрустированными шпорами.